"В.Солоухин. Ненаписанные рассказы" - читать интересную книгу автора

куча обломков, высыпанная грудой на стол. Но обломки, прошедшие обработку,
однако не украшенные оправой. Одним словом - ненаписанные рассказы.
Что же дает автору моральное право рассыпать перед читателем эти, ну,
что ли, полуфабрикаты? Надежда на то, что если их много, то они, может быть,
сложатся в какую-нибудь картину, дадут о чем-нибудь представление.
Позабавят, развлекут, заставят задуматься. Вот почему автор решился
опубликовать некоторые из своих "Ненаписанных рассказов".

ЧЕРЕШНИ

Я вел машину, а она сидела рядом со мной на переднем сиденье. Мы
ехали... Теперь уж и не помню, в какой-то достопримечательный город
невдалеке от Москвы. Может быть, это был Загорск, может быть,
Переславль-Залесский, а может быть, и Звенигород. Тогда мы с ней много
ездили по достопримечательным подмосковным, вернее сказать примосковным,
городам. Уже год, как мы были знакомы (и более того), и я все чаще думал, не
ударить ли, как говорится, шапкой о землю и остаться с ней надолго-надолго.
Тем более что она, по всему судя, очень этого хотела.
Перед дорогой мы заехали на рынок, и я купил килограмм крупной, черной,
очень спелой черешни. Нам высыпали ее в большой газетный кулек.
Вот так мы и ехали: я за рулем, она рядом со мной с кульком черешни в
руках. Она сама ела черешню и время от времени кормила меня, кладя мне ягоду
прямо в рот, чтобы я не отвлекался от дороги.
Такое сочетание: раннее летнее утро, быстролетящая машина, молодая
красавица по правую руку. К тому же красавица с талантом общения, красавица,
с которой всегда хорошо, красавица, которая кормит тебя черешней, такое
сочетание, наверное, и можно было назвать счастьем.
Вдруг, когда я ел очередную черешню, что-то насторожило меня. Я
незаметно начал косить глазами на кулек, на ее руки и увидел, что для меня
она выбирает из кулька только самые плохие, "с бочками", ягоды, а себе в рот
кладет самые лучшие. Не скажу, что я развернул машину и прервал поездку, не
скажу, что это была наша последняя поездка. Еще продолжались наши встречи.
Но в общем-то все с этой минуты пошло на убыль, на убыль, да потом и пришло
к концу.

ЕЛОЧКА

У моего ленинградского друга Жени Мальцева отец (которого и я хорошо,
кстати, знал) умер очень "неудобно", если можно так выразиться. 31 декабря.
Ну, похороны, допустим, 2-го, после Нового года, хлопотать же о них пришлось
именно 31-го. Подробностей я не знаю, но возникла большая трудность с
получением места на кладбище. Кажется, дело было в том, чтобы похоронить его
рядом с женой, умершей раньше.
Женя со своим братом Виктором (один - известный художник, а другой -
крупный инженер) находились в кабинете директора кладбища и выпрашивали
место для могилы. Директор, а точнее директриса, женщина лет сорока пяти,
довольно полная, с высокой прической, крашеная блондинка, была неумолима.
Нет места, и все. Братья чего уж только ей не предлагали: и коньяк, и
написать (потом) с нее портрет, и просто деньги. Директриса оставалась
неколебимой.