"В.Солоухин. Рассказы разных лет" - читать интересную книгу автора

подчищающих наборов, в который попали мальчишки двадцать пятого - двадцать
шестого года рождения.
Сергея взяли в середине, можно сказать даже - во второй половине войны,
но все равно оставалось еще времени до мая-то сорок пятого года, чтобы
хлебнуть полной мерой. Кто знает, где и как там, в каком чудовищном барабане
крутились шарики лотереи, в то время как падали товарищи справа и слева,
спереди и сзади, и командир взвода, говорят (по солдатской изустной
статистике), не командовал больше двух суток. В среднем, конечно, ибо
статистика, даже солдатская, устная, оперировала всегда средними цифрами. Но
Сергей уцелел и, сам не веря себе, ехал теперь домой в далекое подуральское
село.
Как, до каких подробностей вымечтал он свое возвращение! Если идти со
станции, то деревню не увидишь, пока не подойдешь к ней на полкилометра, -
все лес и лес. Но на родной станции под названием Шарыгино он уж торопиться
не будет. Там он уж дома. Ничто уж не помешает ему и пешком пройти
восемнадцать километров по знакомой дороге. Даже будет это в большое
удовольствие. Мешок, правда, тяжеловат. Но если ничто не помешает человеку
насладиться чем-нибудь, он не только не торопится, а еще иной раз нарочно
оттягивает предстоящее наслаждение. Возвращение домой после войны
представлялось Сергею высшей радостью, какую только может испытать человек
на земле.
Нет, в Шарыгине Сергей сначала зайдет в чайную, перекусит с дороги.
Хрусты есть. [Хрусты - рубли, деньги (жаргон того времени).] Частично в
кармане гимнастерки, а остальные в рюкзаке, на донышке, завернутые в обрывок
клеенки, а потом уж в газету. Небольшие деньги солдатские (Сергей
демобилизовался в звании сержанта), но все же на первые месяцы достаточно,
пока оглядишься, пока снова вернешься в неоконченный педтехникум, на
стипендию... И у матери, наверно, не густо, и ей не помешает сыновья
копейка. Но в чайную зайти все равно надо. Первое дело - могут оказаться на
станции свои, чернушенские (деревня, из которой Сергей, - Чернушка), и могут
оказаться они с лошадьми. Тогда не надо идти восемнадцать верст пешком. А
то, что в мечтах своих неизменно семьдесят тысяч раз подходил Сергей к
Чернушке пешком, - так ведь можно сойти с подводы километра за два. Там как
раз - тропа. Подвода его не опередит, ей на Потаповский мост объезжать, так
что все равно не успеют попутчики предупредить никого в деревне, что идет,
мол, встречайте Сергея Еланина... Очень хотелось ему тихонько, незаметно к
дому своему подойти. Поднять щеколду, пройти через сени, возникнуть на
пороге избы...
Это сколько же таких вымечтанных мечтаний было погашено пулями да
осколками?! В каждом жила своя тропинка, своя речка, свое бревно через
речку, свои сестренки и братишки, своя мать, свой передний угол. И вот -
фук, словно капля дождя на спичечный огонек, и все. И нет больше ни
тропинки, ни речки, ни крыльца, ни матери. Нет ни-че-го.
Но Сергеев огонек сохранился и даже разгорелся в какое-то необъемное,
безмерное голубое сияние. Словно бы волшебная страна открывается впереди с
особенно яркими цветами, с особенно чистыми реками, с особенно белыми
облаками, с особенно своим небом, с особенно красным солнцем, с особенно
добрыми людьми. И вот теперь через эту страну - идти.
Некоторые места пропущены и затемнены в кинофильме возвращения.
Например, тот момент, когда мать увидит его, стоящего на пороге... Тут