"В.Солоухин. Рассказы разных лет" - читать интересную книгу автора

Пока я ехал в троллейбусе и шел пешком по улице "Правды", я как-то не
представлял себе конкретно, к кому я иду. Знал, наверное, кто у нас в
стране - главный редактор "Огонька", но знал об этом отвлеченно, так,
вообще. И вот пожалуйста - за столом живой Алексей Сурков. К тому же я вовсе
забыл еще о двух дополнительных обстоятельствах, оказавшихся в эту минуту
важными, а может быть, даже и решающими.
Год тому назад в "Огоньке" было опубликовано одно мое длинное
стихотворение. Но я тогда имел дело с отделом поэзии "Огонька", с Анатолием
Алексеевичем Кудрейко, и эта публикация с именем Суркова у меня в сознании
не связывалась совершенно. Кроме того, тоже не давнее года, в Союзе
писателей торжественно отмечался пятидесятилетний юбилей этого вот, сидящего
сейчас передо мной, Суркова (вернее сказать, того самого Суркова, перед
которым я сейчас сидел), и наш мудрый Василий Семенович Сидорин (словно
предвидя нынешний день) поручил мне сочинить и от имени студентов
Литературного института произнести юбилейную речь. Речь я, конечно, сочинил
и произнес и, кажется, произвел впечатление на юбиляра. По крайней мере,
когда я вручал ему текст речи, он меня обнял и даже облобызал. Правда, так
он поступал со всеми выступающими, но то ведь были писатели, его друзья, а я
какой-то студентишко.
Вот почему события, когда я вошел в кабинет Суркова, начали развиваться
неожиданным для меня образом. Я думал, что буду сейчас запинаясь объяснять и
просить, а оказалось, что первым заговорил, с присущим ему
ярославско-костромским говорком на "о", сам Сурков:
- Стихотворение ваше, понимаете ли, тогда было оценено на "летучке" как
лучший материал номера. Здорово это вы, понимаете ли, закрутили. Ну и за
речь на юбилее тоже - спасибо. От души говорил. Я уж, понимаете ли, немолод
и по фронтам поскитался, еще и в гражданскую, понимаете ли, войну, и смерть
видел сколько раз не дальше, чем вы от меня сейчас сидите на этом, понимаете
ли, стуле, а глаза тогда, на юбилее-то этом, понимаете ли, защипало...
Тут я понял, что Благин троллейбусный билет все уже сделал и я его могу
в левой руке больше не зажимать.
Сурков снял телефонную трубку и набрал трехзначный номер.
- Леша, сейчас к тебе зайдет, понимаешь ли, выпускник Литинститута...
Насколько я понял, он хочет, хотя, понимаешь ли, и поэт, попробовать себя
как наш очеркист. Так вот, моя личная к тебе, понимаешь ли, просьба:
отнесись к этому, понимаешь ли, на полном серьезе и подбери ему что-нибудь
такое, что бы могло проявить его лирические, понимаешь ли, способности, а
что бы не было таким уж суровым, понимаешь ли, экзаменом. Вот... Я, как
говорится, хотел бы, чтобы он у нас, понимаешь ли, приработался и
прижился...
Леша (Юровский) оказался молодым еще, кучерявым брюнетом, по-июльски в
синей шелковой безрукавке. В комнате у него висела большая карта Советского
Союза, вся сплошь испещренная крохотными красными флажками.
- Ну, куда же вы хотите поехать?
- Я... не знаю право... Вы уж сами... Куда-нибудь.
- Давайте сыграем по-журналистски: зажмурьтесь и ткните пальцем.
- Да нет... чего рисковать? Ткнешь еще помимо границы.
Леша рассмеялся и как-то сразу отмяк и подобрел, хотя, может быть, ему
это и не трудно было сделать после четкого указания шефа.
- Хотите на Крайний Север? Ну, скажем... скажем... Нарьян-Мар. Оттуда