"С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 6" - читать интересную книгу автора

плен, причем погибло 13000 человек жителей; Почеп был покинут и сожжен
самими русскими. Литовские воеводы удовольствовались взятием Гомеля и
Стародуба, не пошли дальше; у них было много наемных иностранных ратников,
пушкарей, пищальников и подкопщиков; у московских воевод не было подобных
мастеров, и потому они, сожегши посад Мстиславский, не могли взять самого
города и удовольствовались опустошением окрестностей; Бутурлин успел
построить и укрепить новый город - Себеж. В начале 1536 года литовский
воевода Андрей Немирович явился под ним; но пушки его действовали плохо, не
причинили никакого вреда городу, били своих, а под конец осажденные сделали
вылазку и нанесли сильное поражение литовцам, под которыми подломился лед на
озере. После этого успеха московские воеводы ходили воевать Литовскую землю
под Любеч, сожгли посад Витебска, много волостей и сел повоевали, много
людей в плен побрали, много богатства у литовских людей взяли и пришли домой
все целы и здоровы. Кроме Себежа построены были на литовском рубеже
Заволочье в Ржевском и Велиж в Торопецком уездах; Стародуб и Почеп,
покинутые литовцами, были возобновлены.
Не такой войны ждали в Литве, где надеялись на внутренние смуты и
совершенное бессилие правительства в малолетство сына Василиева. Сигизмунд
обманулся в своих расчетах точно так же, как обманулся брат его Александр по
смерти Иоанна III, и хотел прекратить бесполезную борьбу. Еще в сентябре
1535 года приехал в Москву к князю Ивану Телепневу-Оболенскому Андрей
Горбатый, человек брата его, князя Федора, находившегося в литовском плену;
Горбатый объявил, что гетман Юрий Радзивилл говорил ему о желании короля
быть в мире и братстве с великим князем и поручил ему говорить об этом в
Москве всем боярам и дьякам; что то же самое говорили ему и другие паны.
Бояре приговорили, что надобно Горбатого отпустить к князю Федору, к
которому князь Иван пошлет свою грамоту. В этой грамоте Оболенский писал к
брату, что, как ему хорошо известно, война начата не с московской стороны,
что великий князь посылал к королю Тимофея Заболоцкого для мира и братства,
а король с ним нашему государю прислал ответ жестокий и затем вместо посла
отправил рать свою на государеву землю. А государь наш, как есть истинный
христианский государь, и прежде не хотел и теперь не хочет, чтоб кровь
христианская лилась, а бусурманская рука высилась; хочет наш государь того,
чтоб христианство в тишине и покое было. Так если король желает того же и
пришлет к нашему государю, то пересылками между государей добрые дела
становятся.
Прошло четыре месяца. В начале февраля 1536 года в Москву дали знать из
Смоленска, что к князю Оболенскому идет посол от гетмана Радзивилла, человек
его Гайка. Посол подал опасную грамоту королевскую для проезда московских
послов в Литву, а в грамоте к Оболенскому Радзивилл писал, будто пленник
князь Федор Овчина-Оболенский бил челом, чтобы паны ходатайствовали у короля
о мире, и король по их ходатайству посылает теперь опасную грамоту. Эта
опасная грамота опять не понравилась в Думе великокняжеской; здесь
рассуждали: "Пишут на князя Федора, что им князь Федор бьет челом; а князь
Федор у них в руках, что хотят, то на него пишут"; приговорили, чтоб
Оболенский послал к Радзивиллу вместе с его человеком своего человека с гра
мотою, написал бы, что князю Федору бить челом непригоже; приговорили также
послать по прежним обычаям свою опасную грамоту на королевских послов; князю
же Оболенскому потому нужно было послать своего человека, чтобы дело не
порвалось.