"С.М.Соловьев. История России с древнейших времен. Том 6" - читать интересную книгу автора

освобождения всех пленных, в противном случае объявить, что государь, видя
христианство в неволе, терпеть этого не будет. Шиг-Алею должны были сказать,
чтоб он помнил жалованье царя и отца его, великого князя Василия, прямил по
шертным грамотам, русских пленников всех освободил и укрепил бы Казань
крепко государю и себе, как Касимов городок, чтоб при нем и после него было
неподвижно и кровь перестала бы литься навеки. Палецкий с этим наказом
поехал в Казань, а из Казани в Москву приехали большие послы с челобитьем от
Шиг-Алея, чтоб государь пожаловал. Горную сторону царю уступил, если же не
хочет уступить всей стороны, то пусть даст хотя несколько ясаков с нее; да
пожаловал бы государь, дал клятву царю и земле Казанской в соблюдении мира.
Иоанн велел отвечать, что с Горной стороны не уступит Казани ни одной
деньги, а клятву даст тогда, когда в Казани освободят русских пленных всех
до одного человека. Тогда же возвратились из Казани боярин Хабаров и дьяк
Выродков и сказали, что казанцы мало освобождают пленных, куют их и прячут
по ямам, а Шиг-Алей не казнит тех, у кого найдут пленников, оправдывает себя
тем, что боится волнения: доносят ему, что князья казанские ссылаются с
ногаями; он об этом разведывает и даст знать государю. Действительно, в
ноябре Шиг-Алей и князь Палецкий дали знать, что казанские князья ссылаются
с ногаями, хотели убить Шиг-Алея и князя Палецкого. Хан узнал о заговоре,
перехватил грамоты и велел перебить заговорщиков у себя на пиру числом 70
человек, а другие разбежались; он просил, чтоб государь не отпускал из
Москвы больших казанских послов, потому что они также в числе заговорщиков.
Это известие заставляло царя подумать о новом шаге вперед относительно
Казани. Отправился туда Алексей Адашев с такими словами к Шиг-Алею: "Сам он
видит измену казанцев, изначала лгут государям московским, брата его,
Еналея, убили, его самого несколько раз изгоняли и теперь хотели убить:
нужно непременно, чтоб он укрепил город русскими людьми". Шиг-Алей отвечал
на это: "Прожить мне в Казани нельзя: сильно я раздосадовал казанцев; обещал
я им у царя и великого князя Горную сторону выпросить. Если меня государь
пожалует, Горную сторону даст, то мне в Казани жить можно, и, пока я жив, до
тех пор Казань государю крепка будет. Если же у меня Горной стороны не
будет, то мне бежать к государю". Князь Палецкий и Адашев говорили ему на
это: "Если тебе к государю бежать, так укрепи город русскими людьми". Алей
не соглашался на это. "Я бусурман,- говорил он,- не хочу на свою веру стать
и государю изменить не хочу же, ехать мне некуда, кроме государя; дай мне,
князь Дмитрий, клятву, что великий князь меня не убьет и придаст к Касимову,
что пригоже, так я здесь лихих людей еще изведу, пушки, пищали и порох
перепорчу; государь, приходи сам да промышляй". Палецкий и Адашев
отправились в Москву,оставя в Казани Ивана Черемисинова с отрядом стрельцов
беречь Алея от казанцев и не держать государя без вести. Когда Палецкий
приехал на Свиягу, то жившие здесь князья Чапкун и Бурнаш сказали ему, что в
народе ходят слухи: придет весна, и казанцы изменят государю, а Шиг-Алея не
любят; так государь бы своим делом промышлял, как ему крепче, а мы, говорили
князья, государю дали правду и по правде к нему приказываем. что казанцы
непременно изменят, тогда и горных не удержим.
Так прошел 1551 год. Дело приближалось к развязке. Казань не могла
оставаться долго в таком положении; после кровавого пира ненависть к Алею
достигла высшей степени; поддерживать долее силою ненавистного хана было бы
очень неблагоразумно; двинуть большие полки к Казани, не дожидаясь первого
движения со стороны ее жителей, значило ускорить кровавую развязку,