"Всеволод Сергеевич Соловьев. Жених царевны ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

проведать все допряма, во что бы то ни стало, давать не жалея, а для
прилики, чтобы не догадались, велеть написать персоны самого короля
Христиана и других сыновей его".
Хитрый иностранец Иван Фомин весь этот наказ исполнил, но хитрость
его не совсем удалась. Когда он, найдя подходящего "писца", подкупил его,
чтобы писать персоны королевских сыновей, об этом тотчас проведали, и Иван
Фомин приглашен был к первому советнику короля Христиана, Улефельдту,
который сразу спросил его:
- Дошел до меня слух, что ты подкупил живописца и заказал ему тайно
написать схожие портреты короля и королевичей, правда ли это?
Иван Фомин растерялся, забегал глазами во все стороны и приготовился
отпираться, когда Улефельдт строго перебил его:
- Если я говорю: "дошел слух", то, значит, этот слух верен,
отпираться тебе нечего. Ты хорошо должен знать, что затеял невозможное
дело. Как же это тайно писать портреты и чтобы они были схожи? Живописец,
польстясь на твои деньги, мог обещать тебе что хочешь, но если он будет
писать портреты тайно, то никакого сходства в них с королем и королевичами
не окажется. Он должен работать, имея перед собою тех, с кого пишет
портрет, - только в таком случае будет сходство.
На это Ивану Фомину возражать было нечего, и он молча стоял пред
датским сановником, ожидая, что тот дальше говорить будет.
Улефельдт, видя его смущение, улыбнулся и продолжал:
- Успокойся, ничего преступного в твоем действии мы не видим, видим
одну только несообразительность. Его королевское величество, когда узнал
об этом, засмеялся и дал свое соизволение написать хорошие портреты с себя
и с королевичей с тем, чтобы послать их вашему государю. Только скажи ты
мне, пожалуйста, зачем это вашему государю понадобились портреты?
Фомин опустил голову и развел руками.
- Мысли государевы в руках Божьих, - ответил он, - мне же они
неизвестны.
Улефельдт не стал настаивать и отпустил московского гонца успокоенным
и довольным.
В тот же день к Фомину явился королевский секретарь с тем же
вопросом: зачем нужны государю московскому портреты короля и королевичей?
Так как и перед секретарем Фомин отговорился неведением и в
дальнейшем разговоре не заикнулся о королевиче Вольдемаре, секретарь сам
сказал ему:
- Если вашему государю королевич Вольдемар нужен для воинского дела,
то король отпустит его к царскому величеству.
Фомин ответил, что передаст это своему государю, и, получив обещание
относительно присылки на Москву портретов, с легким сердцем выехал из
Копенгагена.
Возвратясь, он докладывал в посольском приказе подробно обо всем, что
с ним было, и подал записку, в которой значилось: "Королевич Волмер лет
двадцати, волосом рус, ростом не мал, собою тонок, глаза серые, хорош,
пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, по-французски,
по-итальянски, знает немецкий верхний язык, искусен в воинском деле: сам
он, Фомин, видел, как королевич пушку к цели приводил. Мать его, Христина,
больна, отец ее был боярин и рыцарь большой, именем Лудвиг Мунк, и мать ее
также боярыня большого родства".