"Всеволод Сергеевич Соловьев. Жених царевны ("Романовы: Династия в романах") " - читать интересную книгу автора

обратились к дверям. Боярин князь Львов, человек осанистый и важный,
мягкий в походке и движениях, с поклоном подошел к красивому отроку,
царевичу Алексею Михайловичу. Тот поднялся со своего места, последовал за
князем, и оба остановились посреди палаты, у столпа.
Между рындами, стоявшими по обеим сторонам дверей, произошло
некоторое, едва уловимое движение, и двери медленно, бесшумно стали
отворяться.


V

Спокойное достоинство, с которым вошел королевич Вольдемар,
сопровождаемый несколькими лицами своей свиты, показывало, что он отлично
владеет собою и что, несмотря на юные его годы, его нелегко заставить
смутиться и растеряться. Хорошего среднего роста, стройный, широкоплечий,
в богатом, темного бархата костюме, не скрывавшем, а, напротив,
выказывавшем крепкие и красивые формы его тела, он производил впечатление
здоровья, свежести и энергии. Это впечатление еще усиливалось при взгляде
на его молодое лицо с блестящими глазами и смелым, веселым выражением.
Пройдя несколько шагов по палате, он остановился, увидя двинувшегося
ему навстречу князя Львова, рядом с которым был царевич. Князь Львов,
подойдя к новоприбывшему, низко ему поклонился и, взяв за руку царевича,
"явил" его гостю. Царевич спросил Вольдемара о здоровье, и, пока толмач
переводил, они обменялись ласковыми улыбками и затем в сопровождении князя
Львова направились к государеву месту.
Теперь князь Львов должен был "явить" королевича царю, и, когда это
было исполнено, Михаил Федорович поднялся, сошел со своего места, подал
королевичу руку и также спросил его о здоровье. При этом царь пристально и
бесцеремонно всматривался в гостя. Осмотр этот, очевидно, удовлетворил
его: королевич, со времени своего пребывания в Москве два года назад,
возмужал, окреп и представлял собой уже не юношу, а вполне
сформировавшегося человека. И этот человек пришелся царю еще больше по
нраву, чем прежний юноша.
"Слава тебе, Господи!" - мысленно сказал царь, с облегчением вздохнув
всей грудью.
Что думал и чувствовал королевич, трудно было решить, глядя на его
свежее лицо, по которому быстро скользнула и тотчас же исчезла добродушная
усмешка; одно можно было утверждать, что он не смутился под пристальным
взглядом великого государя, что он, вероятно, так же смело, как на царя,
глядел и на свою будущность в этой чуждой, неведомой стране, где все
должно было ему казаться необычным и диким. Когда толмач перевел ему слова
царя, он поклонился, поблагодарил и передал поклон от короля, отца своего,
государю и царевичу.
Вольдемара посадили с почетом близ царского места, и тогда датские
послы, приехавшие с королевичем, Пассбирг и Биллен, стали говорить речь.
Речь эту толмач перевел такими словами: "Его королевское величество, во
имя св. Троицы, послал своего любительного сына Вольдемара-Христиана,
графа Шлезвиг-Голштинского, к его царскому величеству, чтоб ему, по
царского величества хотению и прошению, закон принять* с царского
величества дочерью Ириною Михайловною. Король просит, чтоб его царское