"Владимир Соловьев. Похищение Данаи " - читать интересную книгу автора

ней, говорить на любые темы (ну, кроме главной, конечно), да и любовным
играм она предавалась с такой чистотой и непосредственностью, что и сейчас
считаю ее лучшей своей чувихой, хотя счет перевалил у меня уже за полета -
есть с чем сравнивать. Шутя прозвал ее Галатеей, воспользовавшись другим
античным мифом, а не только по созвучию с ее собственным именем: словно боги
вняли моей немой мольбе и оживили героиню Рембрандта.
- Твою сестренку сбондили, - сообщил ей на третьем стакане. И вот ведь,
хоть она еще не знала, о ком речь, объяснять не пришлось.
Не вдаваясь в подробности, рассказал о дневном инциденте в Эрмитаже. И
опять не усомнилась в моей догадке, хотя научное обследование самозванки
тогда только еще началось.
Удивилась, конечно, - ведь открытие реставрированной "Данаи" должно
было стать событием в культурной жизни Питера и ему придавалось чуть ли не
такое же значение, как перезахоронению в Петропавловке останков последнего
царя и всей его расстрелянной большевиками фамилии. Питер, как Венеция,
живет своим прошлым и, за полным отсутствием живой жизни, носится с
покойниками, будь то великий Рембрандт или посредственный Николашка.
Некрофильские эти наклонности я обнаружил, еще когда жил здесь постоянно, но
в этот приезд они просто бросались в глаза, не заметить их мог разве что
слепой. Однако не дай Бог заикнуться - заклюют. Провинциальный городок с
имперскими замашками и завышенным о себе представлением.
- А помнишь, как ты меня задрапировал под Данаю и позвал на погляденье
Никиту и Сашу с Леной?
Еще б не помнить! Давно тянуло устроить эту мизансцену, но боялся
засветиться - скрывал от Гали свою страсть, не желая быть искаженно понятым
(в том смысле, что ку-ку). Пока не догадался любовный маскарад выдать за
розыгрыш друзей. Недели две трудились, подбирая схожие декорации, даже
канделябр в виде грифона раздобыл, а рыдающего купидона Галя приволокла из
театрального реквизита. Я оделся служанкой-сводней, а Галя, наоборот,
разделась - сходство было разительным, гости остолбенели, а Никита с ходу
сделал несколько набросков и договорился с Галей, чтоб та всерьез ему
попозировала в рембрандтовских декорациях. А потом хвастал, что у него вышло
ничуть не хуже, чем у Рембрандта, а может, и лучше, натуральнее и красивее,
объясняя последнее, что Галя пригляднее натурщицы Рембрандта, с чем я ну
никак не мог согласиться. Но помалкивал, зато Саша с Никитой схлестнулись
круто: пиит отстаивал неповторимость жизненных и художественных реалий, а
Никита, наоборот, - мнимость различий и их взаимозаменяемость и в качестве
примера приводил пару Даная - Галя. А совсем Саша взбесился, когда Никита
заявил, что и его Лене можно подыскать параллель: боттичеллевскую Венеру,
например. Будь на месте Саши, был бы скорее польщен таким сравнением, но тот
полез в бутылку - еле их растащил, пользуясь физическим превосходством. Нас
всех немного раздражала Сашина юношеская влюбленность в Лену, и Никита
пытался ее охмурить, чтоб сбросить с пьедестала, только ничего из этого не
вышло.
- Представляю, в каком состоянии наш Ромео, - сказал я, когда с
похищения Данаи мы перешли на убийство Лены.
- Ромео? - удивилась Галя. - Думаешь, за те девять лет, пока ты
скитался по свету, у нас тут ничего не происходило? И мы - те же, как ты нас
оставил? Как же - время остановилось, пока Чайльд Гарольд был в отлучке!
Вечного ничего не бывает, а тем более юношеская любовь.