"Владимир Соловьев. Похищение Данаи " - читать интересную книгу автора

Но пусть остается Данаей, как была.
Галино сходство с ней бросалось в глаза, что я ей и выложил еще в
поезде, на перегоне Москва - Белград, в самом начале двухдневного пути.
- Знаю, - не удивилась Галя. - Мне некоторые при знакомстве так и
говорят: "Где-то я вас встречал. Может, на пляже. Сочи? Коктебель?"
Двусмысленная ситуация, скажу тебе.
Еще бы! Чтоб любой встречный-поперечный вспоминал, глядя на нее, какой
у нее лобок! Обнаженной она еще больше напоминала Данаю, чем в одеждах.
Уже в поезде у нас сразу же образовалась теплая такая компашка -
живописец Никита Егошин, входивший тогда в моду пиит Саша Длугий, я и Галя,
которая зацепила одного меня, да и то исключительно по аналогии, хоть та и
напрашивалась сама собой у любого мало-мальски культурного человека, но я,
похоже, единственный был помешан на Данае.
Помимо официально приставленного к нашему стаду пастуха, который
ухитрился-таки перехватить мой взгляд на смотринах лже-"Данаи", гэбуха
дополнительно заслала в нашу группу стукачей-слухачей. Кто в нашей четверке?
Мы гадали - всерьез про себя, а шутя вслух. Подозревали все всех, в том
числе я - самого себя, тем более меня дважды перед поездкой туда тягали. Кто
был вне подозрений, так это Галя, с которой я все больше сходился: теперь
уже не только из-за ее сходства с эрмитажной красавицей. Шутя ей как-то
сказал:
- А вдруг у тебя под бюстгальтером погоны?
- Хочешь проверить?
Натурально, я тут же полез, но получил отлуп, не скажу, что
неожиданный:
- Шутки только собственные понимаешь? Меня тем временем откровенно
клеила какая-то дальневосточная комсомольская деятельница, соблазняя тем,
что уже беременна, - нет опасности забеременеть вторично и необходимости
предохраняться. Плюс с беременными самое милое дело по причине ряда
физиологических особенностей, которые мне довелось изведать только год
спустя, с Галей, а в Сараево, хоть она и держала меня пока что на
расстоянии, был уже с ней повязан, изменять было как-то не с руки. Да и
комсомолка, сказать по правде, оказалась не очень аппетитная - я даже не о
чертах и формах, а скорее о стиле, который если и не человек, то женщина -
уж точно.
- Если тебе так уж надо излить, то какая разница - куда? - догадываясь
о раздирающих меня противоречиях, советовал мне Никита, который уже тогда
отрицал индивидуальность в женщинах, а вскоре, перенеся свою нивелирующую
концепцию на искусство, - и в художниках: мировую славу Моцарта, Ван Гога
или Толстого он объяснял исключительно удачным стечением обстоятельств. "Чем
Тургенев или Гончаров хуже Толстого? - вопрошал он нас. - Может, даже лучше.
А повезло Льву. Слава - это лотерея. Вот Толстой в ней и выиграл. Как и Ван
Гог, хотя по крайней мере два десятка его современников писали ничуть не
хуже. Я уж не говорю о Сальери, который по музыкальной технике был на голову
выше Моцарта". Как выяснилось, в самом Никите не было индивидуальности, если
не считать таковой его отрицание индивидуальности в других - женщинах ли,
художниках - без разницы.
Как раз Саша понимал мое воздержание, будучи уже тогда влюблен в свою
будущую жену, которую незадолго до моего прибытия в Питер кокнули в
собственной квартире, пока Саша стоял под душем, - лучшей иллюстрации к