"Орест Сомов. Приказ с того света" - читать интересную книгу автора

прошлую войну на каждой квартире твердили добрым немцам:
"Камрад! манжир. бювир, кушир, никл репондир" - и сердились,
почему немцы их не понимали. Мой товарищ мог, по крайней
мере, выразуметь, что ему говорят, а при нужде и сам мог
сказать слов несколько... Да не о том дело: чувствую, что я
слишком заболтался о своем товарище...
- Ничего, продолжайте: я все слушаю, хотя, признаться, и
не очень понимаю немецкого-то! - сказал очень простодушно
один пожилой и добрый провинциал.
Все засмеялись, и путешественник, нимало не смутясь,
первый захохотал от всего сердца. Отдохнув после смеха, он
начал рассказывать далее:
- Кто переезжает французскую границу и вступает в
Германию, тот с первых шагов замечает крайнюю перемену в
способе переноситься с места на место и невероятную разницу
между почтальонами французскими и немецкими. Первые, в
огромных своих ботфортах, иногда в capot (плаще (франц.))
сверх куртки и вообще с не слишком опрятною наружностью,
перепрягают в три минуты, мигом вспрыгивают в стремена,
захлопают бичами и пошел хорошею рысью с горки на горку; а
если дашь им порядочный pour boire (Чаевые (франц.)) сверх
положенного по почтовой книжке, то понесут тебя на
крылышках, точно как русские ямщики. Немецкие почтальоны
одеваются чисто, играют на рожках; зато утомительная их
флегма и несносный лангсам мучат путешественника. С ними,
кажется, лопнет терпение и самого труженика. Так, сердясь и
бранясь, я и товарищ мой проехали с ними от Гомбурга до
Кайзерслаутерна: но ни брань, ни ласки, ни увещания, ни
гладкое шоссе, по которому можно бы катиться как по маслу,
ни прибавка тринкгельда - ничто не шевелило закоснелые
сердца наших мучителей. Погода стояла прелестная во всю нашу
дорогу от Парижа до красного городка Кайзерслаутерна, -
красного в самом буквальном смысле, ибо все домы его
построены из самородного красного камня; но когда мы оттуда
выехали, то заметили, что тучки начинали набегать, и
послышали в стороне гром. Как назло еще, лошади попались нам
ленивее, а почтальон упрямее обыкновенного. Сколько мы ни
толковали с ним - все понапрасну! Он поминутно вставал с
седла, заходил то пить пиво, то закуривать трубку, оставался
в шинках по четверти часа и более, а чтобы свободнее курить
табак, не садился на лошадь, шел пешком подле коляски и на
все наши увещания твердил: "Aber der Weg ist sehr schlecht,"
("Но дорога очень скверная" (нем.)) - хотя дорога была
истинно прекрасная. Лошади, как будто б условясь с ним, шли
с ноги на ногу, спустя головы и хлопая ушами, как ослы.
Между тем небо мрачилось час от часу более, гром трещал
сильнее и сильнее, молнии змейками завивались над нашими го
ловами; а с последней станции начал накрапывать дождь. Он
постепенно усиливался и, спустя полчаса, зашумел таким же
ливнем, как сегодняшний. Нечего было делать! мы, хоть и