"Орест Михайлович Сомов. Сказка о Никите Вдовиниче" - читать интересную книгу автора

православные в городе глаз не продрали, а Никита приплелся домой, залез на
полати и такую дал высыпку, что чуть обеда не проспал.
На другую ночь было ему поваднее идти на кладбище. Опять прилег он на
отцовской могиле; опять чуть только повеял полуночный ветерок, заиграли
огоньки на могилах и опять пошла трескотня и хлопотня по кладбищу. Батюшка
Никитин, Авдей Федулович, снова встал и повел его на сходбище разгульных
покойников, а там по-вчерашнему - крик, гам, беготня, толкотня, хохотня;
только уж на этот раз Вдовинич наш не робел и раскланивался что ни с самыми
лихими мертвецами, будто со старыми знакомыми. Все вскрикнули, увидя его:
"Подавай сюда молодца! подавай игрока!" - инда гул пошел по кладбищу; а
Никита кинулся к своим вчерашним бабкам, набрал их сколько надо было и
поставил на кон. Хвать да хвать - бабки валяются, инда пыль столбом идет;
глядь-поглядь - трех конов как не бывало. Зашевелилось и загуло племя
покойничье, зачесалась буйная головушка у Никиты Вдовинича; а петухи как
тут: кукареку! Никита глядь - все по-прежнему: мертвецов не стало, огоньки
потухли, могилы заровнялись, а перед ним опять бабок несметная сила. Никита
убрал их в свою старую похоронку, под часовню; а сам был таков; прибежал
домой, залез на полати и давай отхрапывать, инда бревенчатые переборы
задрожали.
Вот наступила и третья ночь. Никита наш соколом полетел к погосту, и уж
ему невтерпеж лежать на могиле: так ему слюбилось обыгрывать покойников.
"Есть же простяки на том свете! - смекал он про себя. - Да мне их обыграть
как пить дать..." Не успел он додумать своей думы про покойников и их
простоту, как вдруг, вместо тихого полуночного ветерка, взвыла буря,
закрутился вихорь, и пошел дым коромыслом по кладбищу. Благо, что на Никите
не было шапки, да и не наживалось; а то бы ее занесло за тридевять земель;
чуть и головы-то с него не сорвало. Огоньки лениво выпархивали из могил, и
те такие тусклые, что чуть брезжились. Трескотня да возня поднялись по
кладбищу, что хоть святых вон неси. Все мертвецы вскакивали как одаренные,
встрепывались и бегом бежали на поляну, облизываясь, как кот перед куском
мяса. Словно нехотя поднялся вдовиничев батюшка, Авдей Федулович, и повел
такую речь с сынком своим: "Сын мой любезный, дитя мое милое! наши честные
покойники на тебя зубы вострят и губы разминают, за то что ты в бабках с них
спесь посбил. Смотри же, дитятко мое желанное! не положи охулки на руку. В
эту ночь, а особливо за последним коном, будут тебе всякие помехи и страсти;
только ты скрепись и не бойся: гляди зорко, бей метко и старайся пуще всего
снять на последнем кону черную бабку; в ней-то вся сила. Кто этой бабкой
завладеет, тот чего ни похочет - мигом все у него уродится; надо только
знать, как с нею водиться. Коли ты эту бабку сшибешь да к рукам приберешь,
так тебе стоит только ударить ею о земь да приговаривать: "Бабка, бабка,
черная лодыжка! служила ты басурманскому колдуну Челубею Змеулановичу ровно
тридцать три года, теперь послужи мне, доброму молодцу", а затем и
примолвить, чего ты от ней добыть хочешь; вот оно и явится перед тобой как
лист перед травой. Да смотри, береги эту бабку пуще своего глаза: у тебя
будут ее выручать всякими хитростями, только ты не давайся в обман". - Тут
Авдей Федулович взял сына за руку и повел на поляну. Загула вся ватага
мертвецкая, что пчелы в улье: "Давай его. давай!" - а наш Вдовинич и ухом не
ведет; набрал бабок, поставил на кон и начал пощелкивать. Только теперь было
не по-прежнему: то гром прогремит, то дождь зашумит, то свист пробежит;
огоньки чуть брезжутся и все тусклее да тусклее; а на Вдовинича выпустили