"Орест Михайлович Сомов. Сказки о кладах" - читать интересную книгу автора

лежит в гробу под тяжелою могильною насыпью, и между тем бедная Ганнуся,
сиротою и в чужих людях, горькими слезами обливает горький кусок хлеба.
Голова его пылала, в глазах светились искры; скоро эти искры превращались в
пожар... ему казалось, что дом в огне, в ушах отзывался звон набата... он
вскакивал; и хотя страшные мечты исчезали, но биение сердца и тревоги
душевные гнали его с постели. Он скорыми, неровными шагами ходил по комнате,
пока усталость, а не дремота, снова укладывала его на жгущие подушки.
В одну из таких бессонных ночей, лежа и ворочаясь на кровати, выискивал
он в голове своей, чем бы разбить свою тоску и рассеять мрачные думы. Ему
вспало на мысль пере-смотреть старинные бумаги, со времени еще деда Майорова
уложенные в крепкий дубовый сундуч и хранившиеся у ста-рика под кроватью, по
смерти же его, отцом Майоровым, со всякою другою ненужною рухлядью,
отправленные в том же сундуке на бессрочный отдых в темном углу чердака. Сам
майор, никогда не читая за недосугом, оставлял их в полное распоряжение моли
и сырости; а люди, зная, что тут нечем поживиться, очень равнодушно
проходили мимо сундука и даже на него не взглядывали. Чего не придет в
голову с тоски и скуки! Теперь майор будит своих хлопцев, посылает их с
фонарем на чердак и ждет не дождется, чтоб они принесли к нему сундук.
Наконец, четверо хлопцев насилу его втащили: он был обит широкими полосами
листового железа, замкнут большим висячим замком и сверх того в несколько
рядов перевязан когда-то крепкими веревками, от которых протянуты были
бичевки, припечатанные дедовскою печатью на крышке и под нею. Хлопцы с
стуком опустили сундук на землю; перегнившие веревки отскочили сами собою, и
пыль, наслоившаяся на нем за несколько десятков лет, столбом взвивалась от
крышки. Майор еще прежде отыскал ключ, вложил его в замок и сильно повернул,
но труд этот был излишний: язычок замка перержавел от сырости и отпал при
первом прикосновении ключа, дужка отвалилась, и замок упал на пол. То же
было и с крышкою, у которой ржа переела железные петли.
Тяжелый запах от спершейся в бумагах сырости не удержал майора: он
бодро приступил к делу. Хлопцы, уважая грамотность своего пана и дивясь
небывалому дотоле в нем припадку любочтения, почтительно отступили за дверь
и молча пожелали ему столько ж удовольствия от кипы пыльных бумаг, сколько
сами надеялись найти на жестких своих постелях. Между тем майор вынимал один
по одному большие свитки, или бумаги, склеенные между собою в виде длинной
ленты и скатанные в трубку. То были старинные купчие крепости, записи,
отказные и проч. на поместья и усадьбы, давно уже распроданные его предками
или перешедшие в чужой род; два или три гетманские универсала, на которых
"имярек гетман, божиею милостию, такой-то", подписал рукою властною. Все это
мало удовлетворяло любопытству майора, пока наконец не попались ему на глаза
несколько тетрадей старой уставчатой рукописи, где, между сказками о
Соловье-разбойнике, о Семи мудрецах и о Юноше и тому подобными, одна
небольшая, полусотлевшая тетрадка обратила на себя особенное его внимание.
Она была исписана мелким письмом, без всякого заглавия, но когда майор
пробежал несколько строк, то уже не мог с нею расстаться. И вправду,
волшебство этой рукописи было непреодолимо. Вот как она начиналась.
Попутчик Сагайдачного Шляха берет от Трех Курганов поворот к Долгой
Могиле. Там останавливается он на холме, откуда в день шестого августа, за
час до солнечного заката, человеческая тень ложится на полверсты по равнине,
идет к тому месту, где тень оканчивается, начинает рыть землю и, докопавшись
на сажень, находит битый кирпич, черепья глиняной посуды и слой угольев.