"Нина Соротокина. Трое из навигацкой школы (Роман в двух книгах "Гардемарины, вперед!")" - читать интересную книгу автора

гороскоп, сулящий Ивану всяческие благополучия. Но не зря, видно, называли
Эйлера гением - он правильно понял язык звезд.
Говорили, что прощание Елизаветы со свергнутым младенцем было очень
трогательным. Она взяла императора на руки и поцеловала со словами: "Бедное
дитя. Ты вовсе невинно, твои родители виноваты", - и сослала его, невинного,
со всем семейством в Ригу, потом в Холмогоры, а как подрос для тюрьмы,
посадила его в отдельную камеру. И всю жизнь, пока не зарезали его по
приказу Екатерины II, сидел Иван в крепости, как опасный политический
преступник. Но это потом. Сейчас он еще в Риге, укутанный в пеленки с
неспоротыми царскими вензелями на руках дородной кормилицы. У него еще все
впереди...Иван был занозой в теле Елизаветы, непроходящей язвой, букой,
которой стращали императрицу враги внутренние и внешние, грозя ночным
арестом, .монастырем и возвращением престола мальчику царю.
Поэтому, когда под пыткой у арестованного Лопухина вырвали слова,
что-де императору Ивану будет король прусский помогать, поняли, что это
заговор и что надобно искать серьезных сообщников. И нашли. Выяснилось, что
еще в Москве, когда там стоял царский двор, заезжал к Наталье Федоровне
Лопухиной, матери арестованного, австрийский посланник Ботта и говорил, что
до тех пор не успокоится, пока не поможет Анне Леопольдовне с сыном Иваном,
который в Риге под стражей сидит, что король прусский намерен им тоже
помогать, а он, маркиз Ботта, будет о том стараться.
Появилось в опросных листах еще одно имя - Анны Гавриловны Бестужевой,
урожденной Головкиной. Бестужева была близкой подругой взятой в крепость
Натальи Лопухиной и во всех тайных пересудах принимала активное участие.
Это новое имя было очень привлекательно Лестоку, потому что Анна
Гавриловна была замужем за дипломатом Михайлой Бестужевым, братом
вице-канцлера. Ботта тоже был весьма близок с вицеканцлером по делам
австро-венгерского двора. Если с умом взяться за дело и доказать, что
Бестужева не по собственному недомыслию слушала крамольные речи Ботты, а по
подсказке всесильного родственника, то не миновать вице-канцлеру далекой
ссылки, а то и четвертования. Ничто так не послужит торжеству французской
политики, как смещение Алексея Петровича Бестужева.
Подробностей этих не знали в Москве, тем более в навигацкой школе. И
кажется, ни с какой стороны не могла коснуться столичная закулисная возня
наших героев. АН нет... Если покопаться да поразмыслить, то можно найти
среди морских питомцев если не участников заговора по малости своей, то
имеющих к нему отношение.
А кому еще думать и радеть об этом, как не штык-юнкеру Котову, который
сидит запершись, меняет примочки на глаз и поминутно трогает сбитую набок
челюсть - ни говорить, ни жевать проклятая не дает. Знай штык-юнкер, что уже
прискакали драгуны из Петербурга с тайным приказом на арест родственницы
вице-канцлера, поутихла бы его боль и заснул бы он в приятном ожидании
расплаты, потому что попечительницу Алексея Корсака на театральном его
поприще, щедрую его мучительницу и благодетельницу звали Анна Гавриловна
Бестужева.


-6-

Алексей тихо ругался, влезая в театральный костюм: шнурки, бечевочки...