"Нина Соротокина. Трое из навигацкой школы (Роман в двух книгах "Гардемарины, вперед!")" - читать интересную книгу автора

(русских учебников по навигации еще не было), начал втайне от всех изучать
английский язык.
Через полгода Алеша стал улавливать в лекциях англичанина столь
тщательно скрываемый им смысл, и только отдельные, особенно часто
повторяемые Пиратом слова-термины, оставались непонятными. Тогда Алексей,
полистав навигацкий словарь и не получив в нем ответа, обратился на лекции к
англичанину за разъяснением. Пират свирепо прищурился и довольно чисто
перевел на русский непонятные термины. Алеша покрылся краской, курсанты
грохнули хохотом, а англичанин, выделив таким образом Корсака (для него все
ученики были, как арапы, на одно лицо), стал придираться к этому
остропонятливому по поводу и без повода.
А каждая придирка - это порка в крюйт-камере или общей зале, где
курсанты собирались для молитвы. В Законе Божием наставлял курсантов отец
Илларион, человек рассеянный и добродушный. Многие находили в его лице
заступника, но Алексей и с ним не нашел общего языка.
Пользуясь повышенной смешливостью веселого попа, морские питомцы во
время богослужения, если не присутствовало начальство, выкидывали иногда
каверзы, впрочем весьма традиционные и безобидные. Однажды отец Илларион так
увлекся служебным ритуалом, что не заметил, как один из курсантов поставил
на оклад вместо иконы светскую картинку, закрыв лик Всескорбящей.
Изображенная на картинке девица томно улыбалась и протягивала изумленному
священнослужителю бокал вина.
На этот раз отец Илларион не рассмеялся, а обрушился на паству с
бранью. Алеша стоял в первом ряду, как всегда во время богослужения витая
где-то мыслью, и поэтому не сразу заметил, что произошло. Кадило в руках
разъяренного отца вертелось, как праща, и больно ударило юношу в бок.
Воспринимая все обидные слова на свой счет, Алексей побагровел и, вцепившись
в эфес шпаги, прокричал: "Я вам, батюшка, дворянин, а не "мерзкий
богоотступник"!
Отец Илларион сразу умолк, окинул Алешу пристальным взглядом и исчез за
царскими вратами.
Батюшка очень обиделся за такое непочтение к сану, но доноса на
еретика-курсанта не настрочил, считая это несовместимым со своим положением.
Однако вездесущий Котов придал сцене на заутрене гласность, особо упирая на
то, что Корсак при разговоре держался за шпагу. За это "держание" Алексей
был порот сильнее обычного и трое суток просидел в закутке крюйт-камеры, а
курсантам было строжайше запрещено являться в школу при шпаге.
Штык-юнкер Котов вел в навигацкой школе курс под названием "Рыцарская
конная езда и берейторское обучение лошадей". Трудно представить себе
что-либо более бесполезное для моряка, чем берейторское обучение, разве что
"Науку о различных способах пускания мыльных пузырей", но мало ли
несуразностей нес с собой век просвещения. И в Москве и в Петербурге знали,
что всесильный Бирон - страстный любитель лошадей. Знали также, что напрямую
говорить об этом не надо, потому что страсть эта как бы наследная Биронов
дед был не граф, не маркиз, а конюх у герцога Курляндского. Но так хочется
русскому чиновнику угодить, так сладко угадать скрытые желания фаворита,
что, не ожидая прямого указания сверху, школьное начальство придумало новую
дисциплину, определив на службу штык-юнкера Котова.
Скоро, однако, об этом и пожалели, и не только курсанты. Несмотря на
то, что Котов был невоздержан на язык, груб, крайне самонадеян и дремуче