"Нина Соротокина. Погружение (пьеса в двух действиях)" - читать интересную книгу автора

я такая же чокнутая, как вы все! Парижане... Je voudrais du caviar. /уходит/
АЛЕКСЕЙ. /невесело/ На чистом парижском языке это означает, что мадам
Жанна "не прочь черной икры".


Картина третья.

Чистый, прибранный, пустой холл. По лестнице медленно спускается Анна.
В комнату входит Вера.
АННА./подходит к Вере/ Как хорошо, что ты одна.
ВЕРА. Вся компания на кухне. Я там устроила сцену, наговорила всякого
вздору. Немного легче стало. Когда же, наконец, начнется этот опрос
свидетелей...или кто мы там?
АННА. Когда она умерла?
ВЕРА. Утром, часов в десять или около того. Мы до последней минуты не
понимали, чем это может кончиться.
АННА. А вчера вечером что здесь было?
ВЕРА. Пир горой и танцы.
АННА. Она обо мне ничего не говорила?
ВЕРА. А что она могла говорить?
АННА. Понимаешь, это в некотором смысле Евина дача. Я узнала об этом
только вчера.
ВЕРА. Ты у Евы сняла дачу? Как же ты узнала об этом только вчера?
В холл входит Никита и стоит в дверях незамеченный.
АННА. /устало/ Ни у кого я ничего не снимала. Это мой дом. Не смотри на
меня так. Я нарочно сказала всем, что я его сняла. Мне как-то неловко было
погружаться на собственной даче.
ВЕРА. Анюта, я ничего не понимаю.
АННА. Думаешь я понимаю? Одно мне ясно - если она покончила с собой, то
это не без моего участия. Смешно...как в старой мелодраме./после паузы/
Вчера вечером Ева пришла ко мне, встала в дверях, смотрит на меня испытующе,
а потом вежливо так говорит: "Неужели вы меня не узнали? Но имя-то мое..?" А
какое имя? Она для меня мадам Лекер, писательница из Марселя. Потом как
пелена с глаз - это же Ева!
ВЕРА. Ну Ева...И что?
АННА. Ева - первая жена Ефима.
ВЕРА. Твоего Ефима? Но ведь это было безумно давно!
АННА. Я вообще забыла, что она существует. Она и на похоронах не была.
Не мудрено, что я ее не узнала. Мы виделись с ней всего один раз в жизни,
она мне сказала одну единственную фразу, а вчера она как бы продолжила наш
разговор, словно и не было этих двадцати лет: "Ну как, мадам, вы были
счастливы все эти годы?" Она назвала меня "мадам", я уверена, без злого
умысла, меня здесь все так называли, но в ее устах это "мадам" прозвучало
обидно, почти оскорбительно.
ВЕРА. Не могла она никого оскорбить.
АННА. А мне захотелось выплеснуть ей в лицо всю правду, но язык к
гортани прилип. Что-то я ей ответила - не помню, а дальше разговор пошел у
нас странный, весь на подтексте. Она говорила о каких-то рукописях, просила
какие-то книги, тут же извинялась. Потом стала уверять меня, что дача ей
совсем не нужна, что она меня вполне понимает, и что, мол, кто ж еще хозяин