"Нина Соротокина. Погружение (пьеса в двух действиях)" - читать интересную книгу авторая такая же чокнутая, как вы все! Парижане... Je voudrais du caviar. /уходит/
АЛЕКСЕЙ. /невесело/ На чистом парижском языке это означает, что мадам Жанна "не прочь черной икры". Картина третья. Чистый, прибранный, пустой холл. По лестнице медленно спускается Анна. В комнату входит Вера. АННА./подходит к Вере/ Как хорошо, что ты одна. ВЕРА. Вся компания на кухне. Я там устроила сцену, наговорила всякого вздору. Немного легче стало. Когда же, наконец, начнется этот опрос свидетелей...или кто мы там? АННА. Когда она умерла? ВЕРА. Утром, часов в десять или около того. Мы до последней минуты не понимали, чем это может кончиться. АННА. А вчера вечером что здесь было? ВЕРА. Пир горой и танцы. АННА. Она обо мне ничего не говорила? ВЕРА. А что она могла говорить? АННА. Понимаешь, это в некотором смысле Евина дача. Я узнала об этом только вчера. ВЕРА. Ты у Евы сняла дачу? Как же ты узнала об этом только вчера? В холл входит Никита и стоит в дверях незамеченный. АННА. /устало/ Ни у кого я ничего не снимала. Это мой дом. Не смотри на погружаться на собственной даче. ВЕРА. Анюта, я ничего не понимаю. АННА. Думаешь я понимаю? Одно мне ясно - если она покончила с собой, то это не без моего участия. Смешно...как в старой мелодраме./после паузы/ Вчера вечером Ева пришла ко мне, встала в дверях, смотрит на меня испытующе, а потом вежливо так говорит: "Неужели вы меня не узнали? Но имя-то мое..?" А какое имя? Она для меня мадам Лекер, писательница из Марселя. Потом как пелена с глаз - это же Ева! ВЕРА. Ну Ева...И что? АННА. Ева - первая жена Ефима. ВЕРА. Твоего Ефима? Но ведь это было безумно давно! АННА. Я вообще забыла, что она существует. Она и на похоронах не была. Не мудрено, что я ее не узнала. Мы виделись с ней всего один раз в жизни, она мне сказала одну единственную фразу, а вчера она как бы продолжила наш разговор, словно и не было этих двадцати лет: "Ну как, мадам, вы были счастливы все эти годы?" Она назвала меня "мадам", я уверена, без злого умысла, меня здесь все так называли, но в ее устах это "мадам" прозвучало обидно, почти оскорбительно. ВЕРА. Не могла она никого оскорбить. АННА. А мне захотелось выплеснуть ей в лицо всю правду, но язык к гортани прилип. Что-то я ей ответила - не помню, а дальше разговор пошел у нас странный, весь на подтексте. Она говорила о каких-то рукописях, просила какие-то книги, тут же извинялась. Потом стала уверять меня, что дача ей совсем не нужна, что она меня вполне понимает, и что, мол, кто ж еще хозяин |
|
|