"Нина Соротокина. Канцлер (Продолжение "Гардемарины, вперед!", книга 3)" - читать интересную книгу автора

вздрагивало.
- Исход дела решили четыре полка Румянцева,- бодро заключил Никита.-
Они сидели в резерве и в критический момент бросились на выручку. Прорвались
через лес и...
- Ты хочешь сказать, что наша победа была нечаянной? У тебя с собой
письмо?
- Забыл... по глупости,- покаянным тоном воскликнул Никита.
Письмо Белова он читал в карете, сейчас оно лежало в кармане сюртука,
но не стоило забывать слова Софьи: "Ты не огорчай его..." Он и так уже
лишнего наболтал, но главное огорчение таилось в конце Сашиного письма. Если
описание битвы могло вызвать сложные чувства - обиды, некоторого смущения,
затем чистой радости, какие бы они там ни были недотепы, но прижали Фридриху
хвост,- то рассказ о дальнейших событиях в стане Апраксина наводил на
мрачные размышления. Сам собой возникал знак вопроса, намалеванный черной
краской. Саша писал, что Апраксин повел себя после победы по меньшей мере
ab` -. - он не преследовал убегающих пруссаков, не двинул армию на
Кенигсберг, а отступил. "Вчера поймали прусского шпиона. Я не знаю, о чем
его допрашивали, но вид у следователей был смущенный. Шпиона расстреляли на
виду армии. Вид лазарета ужасен. Нас косят раны и болезни..." Грустное
письмо.
- Хватит восторгаться победами,- решительно сказал Никита.- Займемся
делом.
На лице Алексея застыло чуть брезгливое, обиженное выражение, и Никита
угадал его мысль. Сейчас война... не важно, что на чужой территории. И на
чужой территории русский солдат защищает Россию. И потому каждый порядочный
человек должен стремиться в армию. Другое дело- увечье, возраст... но ты
молод, здоров, ты мой самый близкий друг... и при этом мало того, что
отлыниваешь от служения отечеству, так ты еще порицаешь славу его и
доблесть!
- Каким это еще делом? - буркнул он хмуро.
- Будем учиться ходить. Обхватывай меня рукой за шею... Вот так.
По...шел!.. И еще!
Раненая, много раз резанная нога Алексея была в два раза тоньше
здоровой. Обутая в шерстяной носок, больная стопа явно не слушалась,
вставала косо и подвертывалась, лоб его взмок от напряжения. Но он шел!
Еще три шага, и Алексей рухнул в кресло. На лице его сияла болезненная,
удивленная улыбка.
- Нет, ты мне определенно скажи,- обратился он к Никите, как только
перевел дух.- Скажи, как истинно русский, рад ты нашим победам или не рад?
- А ты умом не тронулся? Как я могу быть не рад? И не надо этого...
"истинно русский". Ты знаешь, что мать у меня немка. Я просто русский. Но
войны не люблю. Я истинно штатский - вот это правда. Ну, обхватывай меня за
шею... Нет, теперь я с этой стороны...

Жанровая сцена в нидерландском вкусе
От Алексея Оленев направился домой, ругая себя, что отпустил карету.
Дождь уже не шел, а как бы повис над городом мельчайшей водяной пылью, под
ногами хлюпало, но башмаки пока не промокли. Плохая погода как нельзя лучше
способствует мыслям философическим. Борьба добра и зла, господа,
владычествует на свете. Война есть зло. Положим, войну можно объяснить