"Дидо Сотириу. Земли обагренные кровью " - читать интересную книгу автора

его в самые отчаянные игры. Мы вскарабкивались на почти неприступные
вершины, куда не ступала человеческая нога, искали орлиные гнезда и скрытые
пещеры, купались в горных речках. Когда разражалась буря и хлестал дождь,
мы, словно опьянев от переполнявшего нас чувства восторга, бегали по лесу,
подставляя грудь ветру и дождю. Промокнув до нитки, мы прятались в большую
пещеру, куда набивались и наши овцы, разводили огонь, сушились, готовили
еду. Затем я принимался рисовать перед Шевкетом одну за другой радужные
картины: как я беру его с собой на пасху в Кыркындже; как он радуется, глядя
на свечи, сверкающие в ночи, словно звезды; как слушает "Христос воскресе",
мелодичный перезвон колоколов; как стреляет по обычаю из детского пистолета;
как за одним столом с нами ест пахучие чуреки [5], испеченные матерью.
Доверие, которое питал ко мне Шевкет, укрепилось особенно после одного
случая. Деревня, где жил Шевкет, была, как и другие турецкие деревни, очень
отсталой. Там не слышали даже слова "доктор" или "учитель". Когда кто-нибудь
заболевал в их деревне, близкий ему человек три часа трясся на лошади - ехал
в другую турецкую деревню к мулле, который пользовался славой исцелителя.
- Мулла-эфенди, - говорил человек, - у нашего односельчанина болит
то-то и то-то. Что нам делать?
Мулла впадал в глубокую задумчивость. Он мысленно обращался к корану.
Вспомнив, какая молитва нужна в данном случае, он садился и писал ее.
Человек платил ему за труд, брал сложенную бумажку, возвращался в деревню и
давал ее больному, чтоб тот проглотил бумажку и излечился!..
Однажды тяжело заболел отец Шевкета.
- Умрет мой отец, - сказал мне как-то Шевкет. - Бумажки муллы не
помогают ему, он тощает с каждым часом.
- Привези-ка ты его в нашу деревню, - посоветовал я. - У нас хороший
доктор. Он больным не бумажки дает, а прописывает разные лекарства, пилюли,
мази, которые готовит ученый аптекарь.
Шевкет удивился и испугался - не грешно ли обращаться к доктору, а не к
мулле? И все же на следующий день, на рассвете, он привез отца, лежавшего
без сознания в арбе. Мои отец и мать гостеприимно приняли его, уложили в
постель, позвали доктора. Уход и лекарства поставили человека на ноги, и на
восьмой день он сел на осла и возвратился к себе в деревню, словно
воскресший Лазарь. Односельчане, увидев его на ногах, очень удивились.
- Смотрите-ка! Ну и народ эти греки! И как это их бог сделал греков
такими умными?
Через некоторое время Шевкет снова пришел в Кыркындже. Он принес нам
меду и сыру в благодарность за все, что мы сделали для его отца. Потом
отозвал меня в сторону, вынул из кармана завязанный узелком платок, достал
из него монету, вложил ее мне в руку и смущенно прошептал:
- Зажги от меня свечку. Может быть, наши боги подружатся, как и мы...
Поднимаясь сейчас в гору, чтобы попрощаться с ним, я вспоминал приятные
часы, которые мы провели вместе, и у меня стало тяжело на сердце.
Приближаясь к месту, где он обычно сидел, я вложил два пальца в рот и громко
свистнул. Ухо Шевкета сразу уловило свист. Он ответил таким же свистом и,
прыгая, как косуля, с уступа на уступ, уже бежал мне навстречу, радостно
размахивая палкой.
Не успел он перевести дух и поздороваться, как я объявил ему новость:
- Знаешь, Шевкет, я уезжаю. Отец посылает меня в Смирну.
Маленький турок смертельно побледнел и выронил палку. Я стал объяснять