"Юрий Вячеславович Сотник. Ищу "Троекурова" " - читать интересную книгу автора

отважным "французом", а проснувшись под утро, увидел, что француз стоит
над ним с пистолетом в руке:
"Молчать, или вы пропали. Я - Дубровский".
А вот еще лучше: "...Карета остановилась, толпа вооруженных людей
окружила ее, и человек в полумаске, отворив дверцы со стороны, где сидела
молодая княгиня, сказал ей:
- "Вы свободны, выходите".
И конечно, человек этот тоже был Дубровский.
Дочитав книгу, я прямо-таки забегал по комнате от возбуждения. В ту
минуту я все бы отдал, только бы очутиться на месте Дубровского. И уж
конечно, я не свалял бы такого дурака, как он: я не стал бы цацкаться с
Троекуровым лишь потому, что он Машин отец. Я бы в первую очередь
разделался с ним - затем с князем, а потом... а потом...
Тут я вспомнил, что я, увы, не Дубровский, и мне стало грустно.
Однако в следующую секунду я подумал: хорошо, я не Дубровский, но разве я
сам не могу совершить какой-нибудь благородный разбойничий подвиг? И у
меня тут же созрел план: пойду на улицу, отыщу там какого-нибудь
"Троекурова" примерно моего возраста и проучу его как следует.
После обеда я стал готовиться к своему опасному предприятию. Мне
хотелось совершить свой подвиг инкогнито, ведь я представлял себе
примерно такую картину: гнусного вида толстый мальчишка пристает к
красавице девочке, может быть, отнимает у нее сумку с продуктами, может
быть, срывает с нее берет... И тут появляется неизвестный в черной
полумаске. Одним ударом он сокрушает негодяя, возвращает красавице
похищенное и произносит всего три слова: "Вы свободны, идите". А потом
все ребята во дворе только и говорят, что о незнакомце в маске, и никому
даже в голову не приходит, что отважный незнакомец стоит тут же среди
них, что это не кто иной, как с виду тихий и скромный Леша Тучков.
Я выпросил у папы черный конверт от фотобумаги, у мамы - кусок
резинки для трусов и довольно быстро сделал полумаску. Затем встал вопрос
о костюме. Мне бы хотелось завернуться в черный плащ, но его у меня,
конечно, не было. Мои куртки, джемпер и штаны были знакомы всем ребятам
квартала. Оставалось одно: школьная форма. Попробуй, узнай меня, если я
буду в ней и в маске...
Мама ушла к соседям, а папа, я знал, не догадается спросить, зачем я
надел школьную форму в воскресный день. Так оно и получилось.
Я вышел на улицу. В одном кармане у меня лежал пистолет, в другом -
коробочка с пистонами. Маску я аккуратно свернул и держал в руке, чтобы
сразу надеть, когда понадобится.
Скоро я понял, как это трудно - найти подходящий случай для
разбойничьего подвига, особенно для благородного. Дело было в середине
мая, часов в пять вечера, да еще в воскресенье. Погода стояла совсем
летняя, и все улочки и переулки нашей окраины были полны народа. Люди
постарше сидели на лавочках у дверей и ворот, а там, где лавочек не
хватало, вынесли на тротуар стулья и табуретки. Парни и девушки
прогуливались большими компаниями с гитарами и транзисторными
приемниками, мальчишки гоняли футбольные мячи, девчонки прыгали через
веревочку или играли в классы. На каждом шагу меня окликали знакомые
ребята из школы. Затем я попал в район, где маленькие старые дома были
сломаны и на их месте строились новые. Здесь по случаю воскресенья было,