"Юрий Вячеславович Сотник. Хвостик (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Юрий Вячеславович СОТНИК

ХВОСТИК

Рассказ


Зал, отделенный от сцены коричневым занавесом, уже наполнялся
зрителями. Оттуда доносился гомон многочисленных голосов, громыхание
передвигаемых скамеек и стульев.
Драматический кружок старших классов ставил сегодня третий акт
комедии Островского "Бедность не порок". Мне было поручено написать для
журнала очерк об этом кружке. Я побывал уже на репетициях, перезнакомился
со всеми актерами и теперь находился на сцене, где царила обычная в таких
случаях суматоха.
Все, конечно, очень волновались.
Волновались рабочие сцены. Изразцовая печь, сделанная из деревянных
планочек и глянцевой бумаги, разлезлась у них по швам при переноске с
первого этажа на третий. Портреты предков Торцова в овальных золоченых
рамах оказались слишком тяжелыми для стен "купеческого особняка", и те
собирались завалиться. Все это приходилось наспех улаживать. Волновался
руководитель кружка - преподаватель литературы Игнатий Федорович.
Высокий, худощавый, с куцыми седыми усиками, он ходил по сцене, положив
ладонь на плечо восьмикласснице, игравшей Любовь Гордеевну, и ласково
внушал:
- Верочка, так вы, братик, не подведете? Помните насчет паузы в
объяснении с Митей? Пауза, голубчик, - великое дело, если вовремя. Это
еще Станиславский говорил... Не подведете, братик, а?
Волновался, и, пожалуй, больше всех, помощник режиссера Родя Дубов -
широкоплечий паренек с квадратной, покрытой веснушками физиономией. На
нем лежала ответственность и за декорации, и за бутафорию, и за
освещение, за проклятый занавес, который охотно открывался на репетициях
и очень неохотно на спектакле. Родя волчком вертелся среди бутафоров и
рабочих сцены. Обычно добродушный, он сейчас не говорил, а рычал, рычал
приглушенно, но очень страшно:
- Канделябр-р-ры! Кто оставил на полу канделябры? Убр-рать, Петька,
живо! Почисть сюртук на Африкане Коршунове: сел, кретин, на коробку с
гримом. Где лестница? Где стремянка? Какой ду-р-рак утащил стремянку?!
Многочисленные подручные Родиона не обижались и метались по сцене,
как футболисты по штрафной площадке.
Но вот печку отремонтировали, декорации укрепили.
Родя оглядел сцену, потирая ладонью воспаленный лоб:
- Так. Теперь только кресла остались. Ну-ка, все! Живо за креслами!
Рабочие бросились в учительскую, где стояли старинные кресла.
На сцене, кроме меня, остались помреж да несколько уже
загримированных актеров, которые, прячась между кулисами, тихонько
бормотали свои роли. Игнатий Федорович удалился в смежный со сценой
класс, служивший сейчас артистической уборной.
Родя подошел к накрытому богатой скатертью столу и сел на него,
болтая ногами.