"Юрий Вячеславович Сотник. Касторка (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

драматический кружок, в котором играла Аглая. В кружок Бармалея записали,
но сказали, что подходящей роли для него пока нет. Тут его увидел
руководитель другого драматического кружка - взрослого. Он ставил пьесу из
времен гражданской войны. По ходу действия там на рынке появлялся
маленький беспризорник и просил милостыню, распевая грустную песню. Слух у
Бармалея оказался хорошим. Он стал артистом, и притом не детского
драмкружка, а взрослого.
Свой рассказ Борька закончил довольно странно.
- Теперь Бармалей совсем перевоспитался, - сказал он.
- Как это - перевоспитался? - не понял я.
- А вот так: теперь ни капельки не хулиганит.
Я вопросительно посмотрел на Ромку.
- Не веришь? - сказал он. - Спроси кого хочешь! Вон спроси Варвару
Федоровну или Наталию Степановну. - Он кивнул на двух старушек, сидевших
на лавочке по другую сторону улицы.
Старушек я спрашивать не стал, а Борьке и Ромке все-таки не поверил.
Скоро, однако, я убедился, что он действительно перевоспитался.
- Вон! Идет! - сказал Ромка.
В конце улочки я увидел Бармалея, совсем на Бармалея не похожего: в
чистой белой рубашке с отложным воротничком, в длинных черных брюках, в
сандалиях и даже в носках. Он шагал ровно и неторопливо. По мере того как
он шел, ребята на улице бросали свои занятия и подбегали к нему. Подбежав,
они не кричали, не приплясывали, не вертелись, как обычно. Они
пристраивались к Бармалею и шагали так же степенно и размеренно. Мне даже
показалось, что они молчат, но потом я услышал, что они все-таки
разговаривают.
Бармалей подошел к нам. Я бы не сказал, что он важничает. Просто он
был какой-то задумчивый и озабоченный.
Боря и Ромка встали с крыльца.
- Ну как? - спросил Ромка.
Бармалей молча взял у него журнал, постелил на крыльцо и медленно
сел, держась руками за коленки.
- Иван Дмитриевич сказал, что уже хорошо получается, - негромко
проговорил он, уставившись огромными глазами куда-то мне на грудь.
Помолчал немного и добавил: - Только надо еще жалостней.
Мы все стояли вокруг и с серьезными лицами смотрели на Бармалея.
- Нет, правда-правда, хорошо получается, - вполголоса сказала Тося. -
У нас соседка в этой пьесе играет, и ей сам Иван Дмитриевич говорил: "У
этого Бармалея настоящий..." этот... ну, вот как его?
- Драматический талант, - безучастно подсказал Бармалей, все еще
глядя мне на грудь.
- Ага! Талант у него: он не только хорошо поет, а даже, ну, вот...
представляет как артист настоящий.
Помолчали. Бармалей сидел, не меняя позы, положив ладони на колени.
- Иван Дмитриевич опять Соловьева отругал, - сообщил он и задумался.
Мы не знали, кто такой Соловьев. Мы стояли и ждали, что Бармалей
скажет дальше. Через некоторое время он пояснил:
- Никак роль не может выучить.
Помолчали еще немного.
- В субботу премьера, - сказал Бармалей.