"Александра Созонова. Если ты есть " - читать интересную книгу автора

переводчика.)
Высокий гость засыпал не сразу. Долго ворочался, недовольно вертел
головой, кряхтел, пинал ногами. "Спи!" - властным шепотом внушала Агни, с
силой впиваясь взглядом в беспокойные перед приступом плача глаза младенца.
"Слышишь? Спать!" Но тот был хозяином себе во всем - не поддавался гипнозу.
Порой она срывалась от долгого его плача, кричала одичалым голосом: "Ну
что ты орешь?!", встряхивала теплый сверток, словно заклинившую механическую
куклу. Но тут же, со стыдом, с очередным жарким осознанием - сколько же в
ней зла - шептала нежные раскаянные слова, покачивала, согревала.
Плач младенца - ее вина. Вольно ей было всю беременность не вылезать из
депрессии. Он сильно настрадался в ее животе, совершая плавные свои
превращения: амеба, ящерка, рыба, теплокровный мохнатый зверек... сжавшаяся,
словно от предстоящего холода, человеческая большелобая личинка. Он прилежно
рос, менялся, ветвился, проходил все модификации, долженствующие быть
томными и торжественными, в унисон мелодиям сфер... если б не ярая,
непрерывная тоска, давившая на него со всех сторон. И не прикрыться ничем.
Агни боялась, что он не будет улыбаться. Никогда.
Но он улыбнулся. Простив или забыв дородовой кошмар. Сначала аморфно,
смутно. Потом - все чаще, все ярче.
Комнатное, ручное чудо - улыбка младенца. Она поражала Агни - до
остановки дыхания, до сладкого шока. Казалось бы, что особенного - одна из
многих гримасок лица, подвижного, мягкого, постоянно перетекающего из одного
отпечатка души в другой?.. Нет, событие! Проблеск нездешнего света. Привет
оттуда, посланный с нарочным - беспомощным, крикливым комочком плоти.
Совсем не то, что улыбки взрослых. Давным-давно выгнанных из Эдема,
отлученных, остывших.

- А какие у нас глазки! Вот это глазки, - протянула соседка, нагнувшись
и рассматривая младенца вблизи.
Она протянула палец, чтобы дотронуться, но передумала.
Младенец улыбнулся ей.
"Он улыбается всем, младенец. Ядрышко человека, очищенное от социальной
скорлупы. В первозданном, оголенном виде явлены в нем две сплетенные в
человеке силы: животное и Бог. Абсолютный эгоизм - "жрать!", "пить!",
"спать!" - сочетается с абсолютной приветливостью: улыбка всем. Даже этой
холодной, совсем равнодушной к нему женщине..."
- А реснички-то! - умилилась соседка. - Реснички хороши.
Агни молчала. Она не могла поддержать любезную сердцу каждой матери
тему. Ресницы были колеевские. Тонкие, золотистые. Да и все в лице было его:
разрез глаз, пухлые губы, круглый и маленький, как вишневая косточка,
подбородок.
Считается, что внешность младенцев определяется к трем месяцам:
сглаживаются морщинки, глаза теряют голубизну, одинаковую для всех
новорожденных людей и зверят, и обретают свой постоянный цвет. Но Агни
видела уже сейчас и не обольщалась относительно последующих изменений. Как
только увидела во второй раз, стало ясно.
(Не в первый - первый облик младенца, только что родившегося, орущего в
поднятых руках акушерки, окатил ее ужасом: вареный, извивающийся лягушонок с
приплюснутым носом - откуда такое, в кого, кажется ведь, родители не
особенные уроды?! "Унесите! Я не могу его видеть!" - в ужасе попросила она,