"Вирджиния Спайс. Роковые цветы " - читать интересную книгу автора

своими ожерельями.
Море было спокойно. Горизонт начал бледнеть, и мнимая прохлада
изливалась из раскинувшегося на палубе синего шатра. Экипаж двигался
слаженно. Матросы, поймав слабый порыв теплого ветра, пытались поставить
парус, иные по приказу капитана-магистра разворачивали опознавательные
флаги.
Кифарид умолк, и голос его как бы растворился в звоне струн. Только
после этого префект, наслаждавшийся его пением, устремил взгляд к горизонту,
а гребцы возобновили свою унылую ритмичную песню.
Плавание близилось к концу. Уже недолго осталось ждать тот сладкий миг,
когда взору путешественников откроется приморский город с многочисленными
храмами, зеленью, причудливыми утесами, разукрашенными серебристо-белыми
полосами, и сожженным палящими лучами солнца портом.
По левому борту корабля показались плавники дельфинов, мягко
разрезающие пологие волны. Ощетинившаяся многочисленными веслами квадрирема
спокойно несла в своем чреве огромный груз: тюки красных кож и многоцветных
тканей, черные ящики с драгоценностями, серебряную чеканную посуду. Из
открытых люков сильно пахло благовониями. Мускулистые невольники с
непокрытыми головами и обернутыми холстом бедрами дремали, прислонившись к
мачте.
Юлий мало знал спутников, с которыми его на короткое время связал
корабль. Сейчас они тихо и лениво беседовали, очарованные долгим
путешествием и медленно угасающим днем. Их было немного: греческий купец,
александриец, без конца вытиравший свой багровый складчатый загривок, двое
италийцев, обладавших латинским гражданством, и римлянин в слабо
подпоясанной тунике, с гордой головой, увенчанной белокурыми завитыми
волосами. Скрестив на груди руки, он насмешливо и односложно отвечал своим
собеседникам.
Частое упоминание Луция Сенеки привлекло внимание Юлия, и префект
медленно обернулся. Но он не стал прислушиваться к разговору, поскольку
взору его предстала картина, вызвавшая неприятные ассоциации и воспоминания.
Рядом с римлянином стоял юноша - почти мальчик, в красном одеянии, с
изящными чертами лица, на котором светились желтовато-зеленые глаза
миндалевидного разреза. Ноздри его тонкого носа нервно трепетали. Сжимая и
разжимая пальцы, богато унизанные рубинами, он посматривал на гребцов.
Римлянин, бывший центурион Саллюстий Прииск, продолжая свой разговор с
греком, положил руку на плечо мальчика и провел большим пальцем по его
открытой шее. С нежностью взглянул эфеб на Прииска, а грек, от взгляда
которого не ускользнуло это движение пальца, забрал в кулак холеную черную
бороду и пошло рассмеялся.
Эта краткая сцена вызвала у префекта укол ревности и смутные
воспоминания, в которых тесно переплетались сладострастие и мучительные
сомнения. Воспоминания, где всегда царствует Юлия...
Юлий Флавий сжал губы и отвернулся. Он вспомнил о том, что император
ожидает его прибытия из Верхней Германии, где время от времени поднимались
всходы междоусобной войны, начатой еще Луцием Антонием. Голову Антония,
насаженную на копье, уже пронесли по улицам Рима, а свирепость Домициана,
его вероломство и подозрительность, только усилились. По прибытии в Вечный
город Юлий предстанет перед стареющим императором, в десятый день ноябрьских
календ отметившим свое сорокачетырехлетие. В стройном теле Домициана некогда