"ОЧЕНЬ Петербургские сказки" - читать интересную книгу автора (Зинчук Андрей)

ИЗ ДЕЛА (ПОКАЗАНИЯ ПЕРВОГО МЕЧТАТЕЛЯ):

Надо сказать, что этот нож таил в себе многое… Не говоря уже об обыкновенных предметах, таких, как всякие там ножницы, ложки, штопоры, бритвы и зубочистки, из него вполне могла быть разложена такая необходимая в путешествиях вещь, как, например, туристская палатка. Правду сказать, не очень большая – не больше чем на одного человека…

Почти сразу после ухода Воркиса из большой трубы, проходящей через весь подвал, вываливается Алибаба Викторовна Яицких в неподдающемся описанию виде…

– Ну что мне сказать? – так же, как до этого Воркис, неизвестно кого и неизвестно зачем спрашивает она. – Моя жизнь всегда была тяжела. Особенно же невыносимой она стала после образования в ней кратера от удара одного очень активного идиота с утраченной в детстве фамилией. И кличкой "Дыркис", свидетельствующей о том, что ее хозяин намерен поглотить все, как черная дыра или труба. Даже не знаю, как его поточнее назвать? У него инициалы "И" и "Д". "ИДиот", должно быть? – И она трижды пинает ногой ни в чем не повинный котел.

На стук перед Алибабой Викторовной мгновенно, как кликнутый из сказки Сивка-Бурка, является переодетый Воркис.

– Вы опять обманулись или же… обманули, Воркис? – без тени удивления скучным голосом спрашивает Алибаба Викторовна. (И у смотрящих фильм не может не возникнуть подозрения: а не подслушивала ли все это время Алибаба Викторовна, в поисках Зеленого стеклышка обогнав мужа и притаившись в трубе?) На что Воркис пугается, прикладывает палец к губам:

– Т-с-с! Как вы меня узнали?!!

– Ну, это-то как раз не трудно: по запаху. Вы же сантехник! А мой нынешний наряд как можно назвать?

– Да, Алибаб Викторовна, – соглашается Воркис. – Все трубы на свете воистину соединены между собой. Но ведь среди них встречаются и канализационные трубы! Возьмите, переоденьтесь. – В мгновение ока Воркис раскладывает перед Алибабой Викторовной свой знаменитый опасный перочинный нож и вываливает из него кучу тряпья. При виде которой Алибаба Викторовна брезгливо морщится… (Можно, конечно, предположить, что, поломавшись, она все-таки облачится в старую одежду своего мужа и сообщника, – а что ей еще остается? И тогда в подвале возникнет смешная карнавальная новогодняя путаница: где Алибаба Викторовна, где Воркис – поди тут разберись! Но происходит другое):

– Авантюра со стеклышком, судя по всему, провалилась, – подводит итог неудачным приключениям Алибаба Викторовна. – Через несколько минут мы с вами разменяем вторую сотню тысячелетий, и я, теперь уже навсегда, навечно, останусь с седым, шестнадцатым… (она ждет: не возразит ли Воркис ей и на этот раз? Не возразил, смолчал, ладно)…неприятным для каждой женщины волоском! А вы, Воркис?… Нет, даже говорить на эту тему я не желаю! Нам следует подумать о работе…

– Вот именно! – тут же с обычной готовностью подхватывает Воркис.

– …о новой работе! – строго обрывает его Алибаба Викторовна. Потому что старую мы, видимо, уже потеряли!…

Из этого неприятного положения, возникшего, конечно, только и именно по его вине, Воркис не успевает выкрутиться, потому что в подвале неожиданно в третий раз раздается стук по металлу: блямс! блямс! блямс!

– И все-таки тут есть мыши! – негромко взвизгивает Алибаба Викторовна. – Вы снова обманули меня, Воркис! – И осторожно падает в обморок.

– Боже мой! Троекратный стук! Второй Алибабы Викторовны в своей жизни я не перенесу! – побелевшими губами шепчет Воркис и так же осторожно теряет сознание.

Металлический стук слышится ближе и, наконец, в подвал верхом на Помогае, не прекращая спорить, въезжают Маша и Фрява, и становится понятно, что это Помогай стучит по полу подвала своими металлическими ногами.

Фрява спрыгивает с Помогая и быстро осматривает подвал:

– Нет ничего!!!

– Что ж это за Мурманск такой?! – всплескивает руками Маша и косится на молчащего Помогая. И идет к мутному маленькому подвальному окну, чтобы выглянуть из него на улицу:

– В самом деле! Вон наш дом!… И наше окно!… И елка в окне светится! Елку видите? А видите, ей бабуля новую пику надела? – После чего Маша предлагает: – А давайте вернемся? И пойдем в школу. Там есть огромный актовый зал с блестящим паркетом. Ты ведь пригласишь меня танцевать, Фрява? Может быть, ну его, это стеклышко?!

И тут молчащий Помогай взрывается:

– Сказано вам: это Мурманск. И кончено дело! И имейте в виду еще вот что: нам необходимо осуществить задуманное до наступления Нового года, иначе завтра все придется начинать заново! – Только тут он замечает Воркиса и Алибабу Викторовну Яицких, лежащих в притворном обмороке, и добавляет: – И хватит вам все время спорить и препираться, и так из-за этого прибыли сюда последними!

Ни Маша, ни Фрява на это справедливое замечание ответить не успевают, потому что в подвале вновь – в который уже раз! – раздается отчетливый металлический стук.

– Ай! Тут мыши! – негромко вскрикивает Маша и падает в настоящий обморок. Плохо бы ей пришлось, если бы не подставленные вовремя Фрявины руки:

– Ну какие в трубах могут быть мыши, дурочка?! – На что Маша отвечает, не открывая глаз:

– Ты, Фрява, придумай, пожалуйста, что там стучит?

– Ну, это, например… вода.

– Вода? – Маша чуть приоткрывает свои красивые глаза.

– Такая, знаешь, стукловатая вода: бежит себе потихоньку да потихоньку стучит. Не бойся, Маша. Вставай и пошли искать наше стеклышко!

– А у тебя сильные руки, Фрява!… – замечает Маша. – И без того большие и красивые глаза Маши распахиваются шире и становятся еще красивее.

– Может быть. Я по утрам зарядку делаю… Я…

– А по-моему, ты просто зануда, – вдруг жестко заключает Маша. – Я таких не люблю! – И поднимается на ноги, и тут же между ней и Фрявой вспыхивает короткая ссора:

– А всех и не нужно любить. Ты ведь, наверное, согласишься с тем, что все люди разные? – начинает Фрява.

– Может быть.

– Раз так, значит можно допустить, что где-то должны быть и такие, как я? Это логично?

– "Логично"! Как на математике! Но ее я тоже не люблю! – Маша обижается на Фряву все больше и больше.

– А что вы сейчас проходите?

– Все то же самое: дроби. Я бы тебе объяснила, что это такое, но для тебя это будет чересчур. И вообще, хватит! Хватит!! Хватит!!! Хватит!!!!! Тебя ведь не переспоришь никак! Кому нужна твоя логика?!

– Думаю, есть люди, которые с ее помощью по одному-единственному стакану воды могут предположить, что где-то есть океаны!… – о чем-то совсем уже непонятном для Маши заключает Фрява.

– А океаны точно есть? – мгновенно забыв о ссоре, осторожно спрашивает Маша.

– Думаю, да.

– Большие?

– Да, очень.

– Неужели больше нашего фонтана? Только ведь этого все равно не может быть! Да?

Но Фрява ничего не успевает ответить, потому что где-то рядом с ними вновь раздается громкий стук по металлу. А потом еще один и еще.

– Ах, Фрява, – грустно улыбается Маша. – Я думаю, что на этот раз это все-таки мыши. И они очень большие! – И она начинает примериваться, чтобы поудобнее упасть в обморок перед Фрявой еще раз (ей, хорошенькой, легкомысленной, все бы играть!) – И, похоже, они к нам приближаются!!

Металлический стук повторяется совсем близко. Свет в окне подвала вспыхивает ярче. Слышно, как где-то рядом одну за другой начинают открывать бутылки с шампанским: шпок, шпок, шпок. И после этого – ш-ш-шшш… ш-ш-шшш… ш-ш-шшш… – принимаются шипеть, как змеи, пенные струи. Это дружно провожают Старый год. Глаза Фрявы при этих звуках начинают подозрительно блестеть.

– Год истекает! Скорей! – торопит друзей Помогай.

И тут Маша выдает совсем уже неожиданное:

– Значит, ты меня ни капельки не любишь? – спрашивает она Фряву.

И Фрява окончательно теряется.

– Все. Это конец! – замогильным голосом заключает Помогай, и совсем уже непонятно как заскакивает в фильм его навсегда отлетающая мечта: свободный мир, где живут настоящие Помогаи: там проносятся их быстрые тела, летят заплетенные в косички гривы, развиваются по ветру прекрасные, длинные, ухоженные хвосты…

В этот момент начинают бить часы, отмеривая полночь. И вместе с тем за окном подвала в ночное небо взлетает с шипением ракета и по огромной дуге улетает прочь. Двор освещается сполохами фейерверка – наступает Новый год. Через подвальное окно видно, как из всех домов, подвалов и из разных щелей вылезают во двор опухшие от беспробудного праздника беззаботные люди, чтобы, взявшись за руки и, едва переступая ногами на утоптанном снегу, начать свой невиданный карнавал: хоровод, игру в снежки, катание на ледяной горке с бенгальскими огнями в руках, стрельбу из хлопушек, забавы с шелестящими змеями серпантина и прочее, прочее, прочее – все то великолепное и необычное, что случается с людьми только в новогоднюю ночь. (Из-за яркой вспышки света за окном подвала автоматикой робота совершенно некстати был включен электронный "шумодав", и изображение ненадолго "стерилизовало" – как на кадрах фальшивой, смертельно надоевшей всем нам рекламы.) От праздничного шума в полутьме подвала оживают обморочные Воркис и Алибаба Викторовна Яицких.

Торжественно и гулко бьет последний двенадцатый удар. Вместо с ним из-за котла появляется невысокий сутулый человек в ватнике, ватных же брюках, кирзовых сапогах и "водопроводной" кепке, которую за ее сказочную неприхотливость так любят носить истопники во все времена.

Увидев человека в ватнике, Помогай принимается метаться по подвалу и в отчаянии вскакивает на подоконник, и героически распластывается на окне, как на амбразуре, заслоняя своим телом льющийся в подвал свет праздничной ночи.

КАССЕТА ВТОРАЯ. РЕПОРТАЖ СЕДЬМОЙ. МЕСТО НАБЛЮДЕНИЯ: ПОДВАЛ. ВРЕМЯ НАБЛЮДЕНИЯ: 00.00. ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ: ИЗ-ЗА ТРУБ (ПОЗИЦИЯ ВТОРАЯ).

– Дядя Костя! – кидается Маша к вновь прибывшему, чтобы повиснуть у него на шее. – Дядя Костя, помогите нам! – Отыскав взглядом распластавшегося на окне Помогая, она улыбается ему: – Ты чего испугался, Помогай? Это же Дядя Костя, наш истопник. Он добрый!

– Вижу, вы сюда за стеклышком явились?! – неожиданно спрашивает дядя Костя и незло грозит пальцем Воркису и Алибабе Викторовне: – Вот, значит, как вы мне служите? Так помогаете воспитывать благодарных детей? Приучаете их к этому новому миру?

– Дядя Ко… Хо… Хозяин! – начинает мямлить Воркис и позорно валится на колени, прямо на грязный пол подвала.

– Хозяин! – вторит Воркису Алибаба Викторовна и так же рушится с высоты своего роста на колени.

– Накажите ее, Алибабу Викторовну, как следует! Такая непроходимая дура, слов нет! Секретик для вас я найду и без нее. На что он ей? – скулит Воркис.

С таким развитием событий Алибаба Викторовна не согласна:

– Лучше наказать, Воркиса, Хозяин! – негромко и по возможности вежливо вскрикивает она. – Я его перехитрила. Я уже давно все поняла и только прикидывалась идиоткой, его испытывая, следя!

– Вам вовсе не нужно было ею прикидываться! – негромко и по возможности тоже вежливо шипит, как подожженная новогодняя петарда, Воркис.

После этого они начинают неслышно пересвистываться друг с другом злым шепотом.

– Пожалуй, я накажу вас всех! – снова незло грозит дядя Костя. – А тебя, Помогай, больше других! Пожалел я тебя тогда в ноябре, помнишь?… "Помогай обыкновенный, большой энциклопедический словарь, дополнительный том, страница триста шестнадцать…"

– И сноска! – упрямится Помогай и с тяжелым вздохом слезает с окна.

– И маленькая сноска! – соглашается дядя Костя. – А наказ мой ты не забыл? Не попадаться мне на глаза! И все-таки привез их ко мне в Мурманск?! Ну что с тобой за это сделать? – С этими словами дядя Костя достает из-за котла ножовку по металлу и идет с ней к Помогаю.

– Дядя Костя! – в страхе кричит Маша. – Что вы хотите сделать? – Машу вдруг начинает бить крупная дрожь. Дядя Костя улыбается ей:

– Ну, если ты об этом просишь, Маша… – Он прячет ножовку за котел и так странно и рассеянно смотрит на Машу, что ту вновь начинает сотрясать крупная дрожь. – Сейчас я тебе объясню… Основные несчастья на земле происходят от непомерных человеческих желаний. А я дал людям все! Избавив их от старости и связанных с ней разочарований и прочих неприятных последствий. И, кроме того, придумал им массу игрушек, великолепно развил зимние виды спорта: одиннадцать олимпийских чемпионов по лыжам только за один день! Каково? Мягкая зима, чистый, с морозцем, воздух, утренняя гимнастика, блоковский снежок… Курорт, благодать! И всего этого вы хотите их лишить? Боюсь, они вас не поймут! – Дядя Костя кивает на окно подвала, за которым шумит карнавал и, подождав немного, добавляет: – Вы, конечно, можете возразить, что пока они веселятся, кто-то должен работать, чтобы оплатить все эти страшные расходы! Правильно. Потому что Зеленое стеклышко – это лишь половина дела! – Говоря это, дядя Костя счастливо смеется и потирает руки. – В том-то и заключается настоящее волшебство, что за них давно уже работают… деньги! Деньги выращивают в теплицах хлеб, собирают урожай, пекут пироги… Вот только подавать их на стол пока приходится вручную. Но в ближайшее время я отрегулирую и этот вопрос. Деньги кормят и доят коров на прекрасных, просторных, хорошо вентилируемых фермах… – Не дождавшись и на этот раз возражений, он говорит: – Вы, понятное дело, можете заметить, что деньги тоже должны браться откуда-то?! – Дядя Костя вновь счастливо смеется: – Они и берутся. Из других денег. Деньги делают деньги. Это известно даже ребенку. Вечный двигатель человечества не только изобретен, он уже давно работает! А что можете предложить людям вы? – И, выдержав по его представлениям достаточную паузу, заключает: – Вот видите!… Вчера мне принесли несколько замечательных проектов. – С этими словами, кряхтя, дядя Костя лезет куда-то за котел, достает оттуда и разворачивает легкие бумажные трубы каких-то чертежей. – Только один из них: телескопическая карманная новогодняя елка с надувными игрушками. Что вы на это скажете? – Дядя Костя нажимает на котле какие-то кнопки, и в его руках тут же появляется крошечная уже готовая новогодняя елка. – А насчет смысла жизни мы можем и поспорить. Думаю, он в получении удовольствий. Не так ли? Не станут же люди на земле жить ради несчастий! Кто с этим согласится? Разве что сумасшедший?! Бабуля? Да, она вечно будет болеть. Может быть, ей даже будет все хуже и хуже. Но зато она никогда не умрет! Я накормил людей! Я дал им счастье! Я воплотил в жизнь давнюю мечту человечества: Я СДЕЛАЛ ЕГО БЕССМЕРТНЫМ! – В подтверждение своих слов загадочный истопник кивает на цифру “100 000”, горящую высоко в темном небе за окном подвала. – Остановив "прекрасное мгновенье", – пользуясь выражением "из бака". – Он внимательно смотрит на Фряву. – Для философов тоже найдется дело в этом мире: сколь угодно долго они могут думать о вечном. Выгляните из окна: в городе царит счастье. И ему нет конца!

– А Синича? Синича, моего друга, ты куда закатал, Хозяин? – наконец решается подать голос Помогай.

– Ну, ты скажешь тоже – "закатал"!… Твой Синич всему городу тепло дает! – с этими словами дядя Костя распахивает дверцу котла, и подвал заливается пронзительным, нестерпимым, как электросварка, светом: в глубине котла виден прикованный, словно Прометей, сказочный герой Синич с солнцем на удивительных, ослепительно-синих крыльях. Показав пленника, Дядя Костя закрывает дверцу котла, щелкает переключателем на его боку, проверяет какие-то прикрепленные к нему приборы и что-то записывает в лежащий тут же журнал.

– Чем счастья больше, тем оно вечнее! Не так ли?

Под сводами подвала раздается негромкий голос Фрявы:

– Праздник, который вы нам устроили, это праздник вечных второгодников!

Видимо, этого дядя Костя не ожидал. Он выдерживает паузу и добавляет с уже знакомой холодной улыбкой, от которой крупной дрожью Машу пробивает в третий раз: – Я мог бы вас, друзья, просто уничтожить…

– Нас теперь… пятеро! – не очень уверенно возражает ему Фрява.

На это дядя Костя морщится и продолжает так:

– …но, пожалуй, я сделаю иначе: я… отдам вам ваше стеклышко. Легко! Надеюсь, вы используете его по назначению? – Некоторое время дядя Костя любуется произведенным эффектом и снова странно и рассеянно улыбается, отчего Машу в очередной, в четвертый, кажется, раз, пробивает крупной дрожью.

– Дядя Костя, вы нас обманете! Потому что я догадалась, кто вы… Мне бабуля про вас книжку рассказывала! – кричит она.