"ОЧЕНЬ Петербургские сказки" - читать интересную книгу автора (Зинчук Андрей)Глава первая. УГРОЗАНа краю Колдовского леса расположилось живописное болото, заросшее осокой и камышом, с кочками, упавшей Березой, комарами и всем прочим, что встречается на болоте. На Березе сидели двое: странные, неожиданные, фантастические существа. – …а сам такой черный-черный. И такой прямо страшный. Днем еще ничего, а ночью ужас! – негромко рассказывал один, с плоской головой и грустными зелеными глазами, телом худой до такой степени, что аж просвечивает – словно на крестовину кинули сушиться сеть с застрявшими в ней желтыми осенними листьями. – Ужас, говоришь? – тихо спрашивал другой, чудной не менее первого, с огромной лысой головой и большими немигающими глазами, телом плотный, весь какой-то надутый, темный, будто резиновый. – Ох и ужас! – И сильно страшный? – Ох, страшный! Они помолчали. Подумали каждый о своем. – Главное – он землю ест! – громко, для того чтобы окончательно поразить воображение собеседника, наконец сказал первый, через которого видно. – Ну? Землю? Землю – это ты крепко загнул, Листик. Такого даже у нас в Колдовском лесу не бывает! – ответил ему на это второй, плотный и темный – будто резиновый. – Сам видел! Не веришь? Вот так ест… – И первый, названный Листиком, широко загреб рукой в воздухе, как бы стараясь ухватить огромный воздушный пузырь. – Да еще вот так. Ест – не наестся! – А что глаза? Глаза у него? – осторожно поинтересовался второй. – Ну! Глазищи прямо огнем хлещут! – Хвост? Хвост какой у него? Заметил? – Вот хвоста я не видел, – вздохнул Листик. – А лапа только одна! Наверное, вторую кто-нибудь ему за это оторвал!… Они опять помолчали. Слышно было, как где-то поблизости в воздухе звенело тонкое комариное облачко. – Много, ох и много нашей земли он уже поел… – горестно начал Листик. – Помнишь, Болотик, Земляничную поляну, где мы прошлой осенью в прятки с Грибабушкой играли? – Ну? – насторожился Болотик. – Нет ее больше! – Как нет? Нашей Поляны, где ручей? Съел? – вытаращил свои огромные глаза Болотик. – Начисто. От Поляны только пень остался! Представляешь? От целой Поляны – один пень!… А какой славной Поляна была! И какой замечательный, чистый ручей… А опушка, где ландыши летом цвели?! Услышав это, Болотик даже вскочил с Березы. – Стой! – воскликнул он. – Стой, молчи. Молчи и трепещи! Ни слова! Что, опушка? Это моя любимая! – Не стало ее прошлой ночью… – с грустью ответил Листик, несмотря на строгую просьбу молчать. – Как же это так, опушки не стало? – не понял Болотик. Огромные глаза его стали еще больше. И он опять застыл – тяжело задумался. Да так и остался стоять с широко открытыми глазами. – Ну да… Слышал я под утро шум… Я думал – колдовской он, сонный, – наконец проговорил он и помрачнел. – Ясно. Он что же, значит, и ночью ест? – Ночью-то он особенно налегает! Поэтому я к тебе посоветоваться: может быть, это… мокрой клюковкой его жахнуть, а? Как думаешь? – Листик постарался заглянуть в глаза друга поглубже. – Ну, скажешь тоже! Клюковка – это, считай, самое распоследнее средство, – отвел глаза в сторону друг-Болотик. – А если вдруг это кто-нибудь из наших, из колдовских, в него так неудачно обратился? – сделал он неожиданное предположение и подсел обратно к Листику на Березу. – То есть? – не понял тот. – Как это… из наших? Кто?! – Откуда я знаю – кто именно. Я ведь в болоте живу, мне отсюда не видно, что там в лесу у вас делается! Они вновь помолчали. – Тогда, может быть, это Пачкун? Пачкун таким вернулся? – робко спросил Листик. – Может быть, ему, Пачкуну твоему, скорую помощь идти оказывать надо? – тут же подхватил Болотик. – А ты ему под нос – мокрую клюковку: на, жуй! Что он тебе потом, после обратного обращения, скажет? А? То-то же. Я сам колдовал в позапрошлом году, сбился, обратился невесть во что – просто в свист. Всем лесом меня расколдовывали – целую неделю по всему лесу свист стоял! Помнишь? И ведь как замечательно расколдовали!… А если бы мне тогда под нос – мокрую клюковку? Много ли бы теперь от меня осталось? Сам ведь знаешь: дело наше колдовское нелегкое, всякое случается… – Да, ты прав, – вздохнул Листик и почесал рукой там, где у него предполагался затылок. – Даром, что ли, голова у тебя большая? Об этом-то я и не подумал. Вдруг и в самом деле это кто-то из наших? Вдруг Пачкун? Я его, конечно, не очень люблю, но все-таки он нашей породы, колдовской. Жаль будет, если пропадет. И они опять замолчали. Было слышно, как за их спинами в болоте что-то утробно заурчало и завозилось и при этом шумно вздохнуло. После чего из болота вырвался на поверхность воздушный пузырь. Листик насторожился. Но Болотик остался спокоен. Для него все это было привычным. – Раки возятся, – сказал он. – Опять поссорились. Вот что, Листик… Дело это проверить надо, – наконец продолжил он "о деле". – Ты ворон запускал? – Как же! Семь штук да от семи осин в разные стороны с наговором… – Листик оживился. – Что было? – Ветер прошел, Березу, видишь, завалило. Болотик заглянул под себя, на поваленную Березу, на которой они сидели. – Эту, что ли? Негусто. Еще что пробовал? – Освистал его, Однолапого, семью свистами и черным словом наоборот семь раз выругал. – Ну? Листик вскочил с Березы и с азартом, так, будто хотел начертать что-то в воздухе, взмахнул рукой: – В небе!… – Ну?! – на всякий случай одновременно испугался и восхитился Болотик. – В небе… навроде молнии прочертило! – А он?… Он что? – Зарычал он страшно и как ни в чем не бывало опять в кусты полез. – Проговорив это, Листик посмотрел на своего друга так, будто не решался его о чем-то спросить. Потом осторожно предложил: – Может быть, ты, Болотик, пойдешь, скажешь ему сердито свою букву "Же"? Ужасно ведь опушки жалко! Болотик отвернулся и кисло посмотрел на топкий противоположный берег болота. Потом с явной неохотой ответил Листику так: – Ну, Листик, букву "Же" мы ему всегда сказать успеем! Дел у меня невпроворот – лягушачью икру по всему болоту пересчитать нужно. Лягушата выведутся – чем я их кормить буду? Щучий капкан кто-то ночью поставил, нужно заговорить, чтобы не сработал. То-се, и к вечеру едва ли управлюсь. Землю, говоришь, ест? Значит, голодный. А рычит от отчаяния. Ты, Листик, если не знаешь, как поступить, – поступай по нашему лесному закону: накормить и утешить. Вот тебе мой совет: ты подкатись к нему, к этому… к Пачкуну, то есть… издалека: с разговорцем, с распросцем… Или ГрибАбушку попроси поколдовать. Для нее такое дело – одно удовольствие! – Голова ты, Болотик, ох и голова! – вздохнул Листик. – Только ведь Грибабушка уже три месяца лежит, не встает. Одни мы с Елочкой у Грибабушки остались. И я боюсь. За себя боюсь и за Елочку. И за тебя, Болотик, тоже боюсь. Может, конечно, он и из нашей породы, только он твое болото обязательно съест! – Неужели в самом деле съест? – испугался Болотик. – Съест непременно. И думать нечего! – заключил Листик. – Ну, тогда я рассержусь и скажу ему свою букву "Же"! – пригрозил Болотик. – Испугался он твой буквы "Же", как же! – решил немного поддразнить его Листик. – Видать, ты давно ее не слышал. Ну так вот! Хочешь послушать? – Когда? Сейчас?! – тут уже настала очередь не на шутку испугаться Листику. Вместо ответа Болотик с шумом начал надуваться: – Вот я тебе ее скажу! – страшным, на вдохе, мертвым голосом пообещал он. – Погоди. Смотри у меня! Куда ты? Стой!!! – прокричал он Листику, удирающему от него во все лопатки по краю болота. – Пошутил я, не надо! – издалека ответил Листик. – Я пошутил! – Ах, не надо? Ах, пошутил? Ну, как-нибудь я тебе ее точно скажу! – пригрозил Болотик и с шумом сдулся. – Смотри у меня!… А отчего Грибабушка больна? – спросил он через некоторое время, прокашлявшись и отдышавшись. – Да кто ж ее знает… Говорят, уже тысячу лет живет в лесу. А только как она заболела, так все наши и разбежались, поисчезали кто куда. И Пачкун тоже. Правда, он дольше других у постели Грибабушки сидел. Но сгинул и Пачкун. Одна Елочка осталась. Так что мы с ней вдвоем, с Елочкой, во всем лесу. Ну и, конечно, вдвоем нам всего не успеть. Исчезло эхо, водившее грибников за нос, не будет больше серебряного тумана под Новый год и бледных ледяных цветов, на Ивана Купала папоротник не зацветет!… – Волшебного серебряного тумана?! – схватился за свою большую голову Болотик. – Моего любимого?! А Листик продолжил, будто не слыша горестного возгласа Болотика: – …словно ничего нет больше колдовского на свете! – И на Ивана Купала папоротник не зацветет?! – в еще большем огорчении воскликнул Болотик. – …исчезнут болотные огоньки, волшебные болотные тени! – перечислял Листик. – Ох, и ску-у-учно же станет в Колдовском лесу! – Болотные огоньки! Самые мои любимые! Стой, молчи, трепещи! Но Листик и не думал останавливаться: – Я тебе больше скажу, Болотик: все это, конечно, ужасно красиво: серебряные туманы, бледные ледяные цветы… Только кому это теперь нужно? В лес детей нынче мало кто водит, в квартирах у всех телевизоры, сам понимаешь… Жизнь пошла такая, что трудно отличить настоящее колдовство от обыкновенного фокуса. Оттого, наверное, и Грибабушка больна. И Однолапый поэтому в лесу объявился. Так что иди, прощайся со своим болотом, Болотик! – Молчи, Листик, молчи! – голосом оперного трагика взвыл Болотик. – Мы с тобой вот что!… Мы с тобой вот как!… Мы с тобой обязательно пойдем! Мы пойдем и скажем этому негодному Пачкуну нашу сердитую букву "Же"! – Болотик был так сильно взволнован, что даже привскочил. – Мы ему так скажем, что он запомнит! – с жаром, который в нем трудно было предположить, подхватил Листик. – Только давай сперва Березу обратим, нечего ей, Березе, без дела тут гнить! Вдвоем они быстро обратили Березу. Задрожав, она поднялась и осталась стоять на своем месте, как ни в чем не бывало. – Ну? Чего ждем? Пошли! – с нетерпением сказал Болотик. И кинул взгляд, полный неизъяснимой любви, назад, на болото, в котором вновь что-то урчало и булькало. – Погоди! – Листик прислушался. – Это опять у меня, – удовлетворенно сказал Болотик и снисходительно похлопал Листика по тому месту, где у того предполагалось плечо, и объяснил: – В моем болоте. Пошли. – Да погоди ты!… – остановил друга Листик. – Вроде идет сюда кто-то. Слышишь? Точно идет! Давай на всякий случай обернемся? Кто во что?… И оба, как по команде, исчезли: будто тут их и не было вовсе – Листик обернулся облачком серебристого тумана, тут же отлетевшим от берега и застрявшим в камышах, Болотик обратился в камень. |
||||
|