"Преступление" - читать интересную книгу автора (Уэлш Ирвин)

6 Вечеринка Ч.2

Ленноксовы мысли не дают заднего хода, боковые ветки тоже не предусмотрены. Ход сугубо линейный, обороты набраны, локомотив мчится к пункту назначения, давно известному и неизменному.

И остановить локомотив способна лишь очередная доза. Кокаин. Кокаин поможет обогнать мысли. Леннокс чуть не бежит обратно в гостиную, Робин тащится за ним, бухтит о гороскопе на сегодня. Леннокс берет со стола «Идеальную невесту». Дорожки, которые он прикрыл журналом, в полном порядке. Стэрри наклоняется, удлиняет их — для Ланса и Джонни.

Ни Ланс, ни Джонни, ни Стэрри больше не внушают подозрений, они вообще не люди, их функция — доставать кокаин. В Ленноксе закипает упрямое ощущение вседозволенности. Он в отпуске. К черту умницу-разумницу Труди. У Стэрри обнаруживается еще один приличный пакет кокаина. Теперь точно проймет. Ночь будет долгая. Долгая-долгая ночь уместится в полчаса.

Вдохнем еще по дорожке. Никогда Ленноксова потребность в наркотиках не достигала такой интенсивности. Они, необстрелянные полицейские, бывало, собирались в «Винограде» или у кого-нибудь на квартире, чаще всего у Леннокса, шумно хвастали, как убрали этого урода, да поставили на место того козла, да посадили небезызвестного ублюдка, да скоро доберутся и до небезызвестного отморозка. Впрочем, настоящий сарказм на преступников не разбазаривали, его берегли для власть имущих: высших полицейских чинов, а еще политиков, как местного, так и государственного уровня. Именно эти кретины портили жизнь, мешали работать.

Леннокс прошел курс реабилитации и до сих пор посещает собрания, или, на его жаргоне, сходки «Анонимных наркоманов». Ему известно, как действует наркотик: сплющивает тебя, словно какую-нибудь ромашку для гербария. Ты вроде ты, но вместо трех измерений существуешь в одном. Дерганый, вырванный с корнем, ты даешь волю сарказму, в тебе доминирует ощущение вседозволенности — словесной, физической и сексуальной.

Девушка, ну та, в Таиланде; она же была совсем дитя.

Мальчишник в Бангкоке. Девушки очень юные, но с этими азиатками никогда не угадаешь — такие они миниатюрные. И вообще, мы были на отдыхе. Напились в баре «Панкин». У меня на коленях тайка, выкрашенная в блондинку. Нотменов пьяный шепоток:

— Хочешь узнать кискину масть — смотри на брови, а не на волосы.

Вот интересно, вписался бы в нашу компанию “Правильный Джордж Марсден, любитель отутюженных костюмов? Может, окажись он тут, повел бы себя как положено полицейскому? А как положено вести себя работникам правоохранительных органов, когда они не при исполнении? Служба службой, а отдых отдыхом.

И тут я увидел, что Гиллман тоже держит на коленях девушку. Точнее, девочку. Я ему сказал что-то типа «поищи кого постарше», а он:

— Ей за это платят, значит, все путем.

Я был пьян. Мы повздорили. Я спихнул с колен свою «блондинку». Спихнул с Гиллмановых колен Гиллманову девочку. Гиллман вскочил. Головой долбанул меня в лицо, обрушил на пол. Потом уже Нотмен довел меня до такси. Бангкокские врачи мне битый час нос вправляли, и все равно он теперь кривой. Потом я узнал, что за мое заступничество поплатилась Гиллманова девочка. Он на нее сорвался. Она была совсем ребенок. Сначала маленькая тайка, потом Бритни...

Хватит рефлексировать.

Порошок попадает на слизистую. Образ Бритни вытесняет реальная женщина, соблазнительная в своей неряшливости.

Робин. Приторно-девчачий голосок становится сексуальным. Красавица с Юга: Скарлетт О’Хара. А Ретт Батлер, конечно, он. «Я сама с Алабамы...»

— Расслабиться не хочешь, красавчик? — мурлычет Робин.

Ленноксу известно: одного ощущения, что готов оттрахать весь мир, недостаточно, нужен экстрим, бешеный, извращенный экстрим, чтобы его вялый пенис хоть мало-мальски затвердел.

— Погоди, — мямлит он, наливает водки.

Он будто сам себе яму вырыл.

На пуф пикирует Ланс Диринг, начинает грузить разговорами о рыбалке. Леннокс знает — это кокаин подействовал, Диринг сейчас не Диринг, вот и пытается материализоваться: он здесь, он сильный, он главный.

— Вчера такую рыбину вытащил, жуть. Тащу, а сам думаю: ведь она мне сейчас удочку сломает. Но все равно тащу. Врешь, не уйдешь. Для тебя, рыба моя, все кончилось, когда ты крючок заглотила.

Рэй Леннокс кривится на Дирингову безгубую улыбку и выдавливает односложные ремарки. Смотрит на мосластое лицо, замечает слюну, скопившуюся в углу рта, и ничего не чувствует: ни симпатии, ни отвращения. Куда что девалось? Их с Дирингом связывает только наркота, и то в один отдельно взятый вечер. Леннокс скрипит зубами. Они с Дирингом — препятствия на пути друг у друга. Так пилоты Формулы-1 на скорости пытаются вписаться в поворот. А тут что? Обмен репликами, мимолетная откровенность в уродливой форме, взаимная демонстрация обнаженных нервов. Ланс встает, танцует с Робин, которая явно его боится, потом с улыбающейся Стэрри, с которой явно спит.

Нельзя ему жениться на Труди. Если бы они намеревались пожениться, они бы уже давно это сделали. Они познакомились, когда ей было восемнадцать, а ему двадцать семь. Восемь лет назад. Он как раз получил второе серьезное повышение, стал детективом-инспектором. Его прочили в самые молодые начальники полиции в Шотландии. Шутили, конечно, но в каждой шутке есть доля правды. Однако с тех пор все заглохло. Болото какое-то. Леннокс втягивает очередную дорожку. Тогда они с Труди расстались.   

А через три года возобновили отношения. Он как раз вернулся из Таиланда, весь в благих порывах, записался к «Анонимным наркоманам», снова занялся кикбоксингом. Они встретились в новом спортзале, где Леннокс тренировался. Он не знал, что у Труди абонемент. Кофе попили и разошлись. Оба в свободном поиске. Щелкнуло, закоротило. Не погасло. Склеилось. Поужинали вместе. Сходили в кино. Он поднялся выпить кофе. Постель. И тут сладилось. Секс. Секс был лучше, чем три года назад. Труди: ухоженная, уверенная в себе владелица годового абонемента в фитнес-клуб, а не полноватая неопытная девчонка. Леннокс: свободная от алкогольных паров секс-машина. Отношения строились на чистом сексе. Все равно что капусту по седьмому разу разогревать, говорили приятели. Берегись. Ошибку совершаешь. Леннокс отмахивался.

Но Труди любила его. Любила, потому что он был, что называется, висяком, а степень собственного тщеславия Труди — достаточно убедительной: с ее, Труди, любовью, без баловства и поблажек, любовью, которую она возвела в брэнд, Рэй Леннокс, Проект “Леннокс”, успешно реализуется. Леннокс, вышедший в тираж супермен, произведет на свет здоровых шотландских детей протестантского вероисповедания, каковые дети проявят выдающиеся способности не только в науках, но и в спорте, и станут образцовыми гражданами, что вообще характерно для шотландцев. По крайней мере для экспортных партий шотландцев.

Труди видела, как изменился Леннокс. Зрелый — вот какое определение она чаще всего употребляла. Первое ее прикосновение к Ленноксу после разлуки было не рукопожатие, не объятие — она провела пальцами по его переносице.

— У тебя нос теперь кривоватый.

— В Таиланде сломал, — пояснил Леннокс, глядя ей в глаза. — Поэтому и с наркотиков решил слезть. Понял, до чего они доводят. Понял, что я потерял.

Труди увиденное понравилось.

Но видела она то, что хотела видеть. Леннокс был раздавлен. С виду циник, а душа — как фарш. Непробиваемый Леннокс с расщепленными нервами. Так Роббо говаривал, а Роббо был проницательный.

Леннокс исправно молотил боксерскую грушу. Иногда это помогало. От тренировок крепли мышцы, обострялась реакция, росла уверенность. Леннокс стал ходить вразвалку, смотреть свысока. Знал: другие мужчины чувствуют, это не пустое чванство. Но иногда, если случалось что-то действительно скверное, помогали только разговоры. В Эдинбурге же люди разговаривают разве что за стаканом спиртного, а кокаин дает возможность дольше не пьянеть и соответственно дольше разговаривать. Дело Бритни Хэмил было из разряда действительно скверных. И вскоре Леннокс уже пропускал сходки в «Анонимных наркоманах», а грушу молотил вполсилы. Всякий раз, когда в попытках угадать, кто похитил девочку, Леннокс открывая базу данных и вглядывался в лица педофилов, его потребность в кокаине делалась нестерпимой.

— Давай же, милый, — шепчет Робин, чуя крушение планов. — Я хочу секса. — Ее отчаяние напоминает Ленноксу о стриптизерше из Форт-Лодердейла или даже о Труди. — А что?

Только не говори, что это эгоизм.

«Еще какой, — думает Леннокс. — Шансонетка чертова, у тебя же дочь через стенку спит».

— Да нет. Просто я не хочу тебя трахать. В смысле, — он делает паузу, мрачно смакует эффект, — не могу, я с кокаином, кажется, переборщил.

Робин украдкой взглядывает на Ланса и Стэрри, увлеченных зажигательным латиноамериканским танцем. Судя по липким гримасам и презрительному шепоту, они сговариваются уничтожить и Леннокса, и Робин. Джонни пригорюнился в кресле, от его бегающих глазок воздух в комнате затхлый. Леннокс смотрит на Робин: личико с кулачок, глаза круглые, как у безнадежно напуганного в нежном возрасте.

— Давай тогда просто полежим в соседней комнате, — шепчет Робин, в голосе неприкрытая мольба. — Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Рэй, я по уши в дерьме, я качусь по наклонной. Я запуталась. Меня только мысли о Тианне и держат... Если я что хорошее и сделала в своей проклятой, гребаной, убогой жизни, так это дочь родила...

Робин не замечает, что шепот давно перешел в полувизг и вся компания с интересом слушает ее исповедь.

— Вот это действительно смешно, — глумится Стэрри. — Профессиональная жертва и чувак, который не способен ее трахнуть!

— Ну ты и язва. — Ланс закатывает глаза, Джонни утробно хохочет. Теперь ясно: эти трое заодно.

— Почему, — ноет Робин, хватая Леннокса за больную руку и волоча за собой к двери, — почему люди такие безжалостные?

Почему? Откуда в них столько жестокости?

— Ну, завелась, — шипит Стэрри. Вслед Ленноксу летит ее смех. — Да она вприпрыжку прибежит, как только доза понадобится.

— Па моим подсчетам, минут через двадцать. Время пошло, — глубокомысленно добавляет Ланс.

Леннокса уводят от пакета с кокаином, источника, из которого он черпал силу. Как же мы любим то, что нас убивает. Уверенности все еще хоть отбавляй, только не там, где надо; Робин тащит его к кровати, задирает юбку, под ней телесного цвета стринги с надписью «Моя киска — мои правила».

Стринги летят на пол, являют лобок, лохматый, как панковская прическа. Робин прикладывается к Ленноксову рту. В ее выдохе перестоявший табачный дым, Леннокс стискивает челюсти. Робин отрывается от его плотно сжатых, неуступчивых губ, ложится на кровать. В скудном свете Леннокс видит, как ее нижняя челюсть проваливается, исчезает в неряшливом зобе, откуда он только взялся, ассоциации с экзотической лягушкой, способной в считанные секунды раздуть горло до шокирующих размеров. Леннокс в столбняке, вблизи от этих гипнотизирующих, навыкате глаз он словно насекомое. Внезапный рывок — и Робин повисает на нем, расстегивает ширинку, шарит в брюках и трусах, ее пальцы настырно задают один и тот же вопрос, но желаемого ответа не получают.

Сквозь кокаиновый угар прорывается зевота. Леннокс пытается сдержаться, но лицо само собой растягивается, челюсть со щелчком отвисает и не закрывается, ее постиг спазм. Где-то внизу Робин повторяет, задышливо и безнадежно:

— Хороший мальчик... все у нас получится...

Вряд ли сейчас далеко за полночь, но Леннокс уже чувствует приближение безжалостного рассвета.

Он бросает взгляд на Робин. Ее глаза все еще выпучены, как у сумасшедшего зоолога.

— Сейчас, Рэй, я тебя в норму приведу. Я знаю, что любят большие мальчики!

Она роется в тумбочке, извлекает пару опушенных мехом наручников.

— Все будет, как тебе нравится. Хочешь приковать меня к кровати? Можешь делать что взду...

Бормотание прерывает крик ужаса. Им полнится пространство, он пропитывает воздух. Зависает на одной ноте. Первая мысль Леннокса: крик детский. В следующую секунду Леннокс и Робин оба понимают: кричит Тианна. Леннокс застегивается и бежит в детскую, Робин за ним. Он распахивает дверь. Джонни расселся на кровати, коленями прижал вырывающуюся девочку, одной рукой пытается закрыть ей рот. Одеяло валяется на полу, другая рука Джонни ищрит под Тианниной ночной рубашкой.

Леннокс обеими руками хватает Джонни за длинные волосы, сделать это непросто, волосы склизкие, а одна рука больная, отлепляет мерзавца от девочки, сталкивает с кровати; поврежденную руку пронзает боль. Джонни вопит, его вопли сливаются с надрывными, как вой сигнализации, криками Тианны. Леннокс тащит Джонни по полу, не забывая пинать каблуками.

В следующую секунду его левую руку заламывают за спину. Боль ослепляет, предплечье и плечо будто огнем объяты, подступает тошнота. Ленноксов каблук бьет в коленную чашечку, хватка сразу слабеет. Леннокс высвобождается и оказывается лицом к лицу с Лансом Дирингом, который, морщась, припадает на ушибленную ногу.

— Хватит! — предупреждает Диринг, толкая Леннокса в грудь, теснит его в гостиную. Леннокс нянчит заломленную руку, тщится вернуть ее к жизни. Он движется боком, словно сам себя тащит на буксире, ищет равновесие. Рука, все еще бесполезная, висит как веревка.

— Уберите из детской этого выродка! — рявкает Леннокс.

Девочка все еще кричит, Робин и Стэрри охрипли от ругани. Леннокс проскакивает впереди Ланса Диринга. Диринг хватает его, снова пытается заломить руку, но Леннокс теперь начеку, да и левая его рука более или менее пришла в норму. Он выскальзывает из Дирингова захвата, вот они сцепились, летят прямо на журнальный столик.

— Весь товар мне угробили! — визжит Стэрри.

Кокаин и битое стекло сыплются на ковер, на дощатый пол.

Леннокс и Диринг каким-то чудом не порезались, пытаются подняться на ноги. Леннокс преуспел первым, он спешит назад в детскую. Джонни получает в челюсть хук справа, отчего поврежденные Ленноксовы костяшки словно огнем обдает. Робин гоняет Стэрри по комнате, визжит. В крике Тианны мольба, Леннокс берет девочку за руку, они бегут в ванную, Леннокс запирается изнутри.

— Спаси меня от них! — подвывает Тианна.

Она скорчилась на крышке унитаза, вцепилась себе в волосы.

— Все хорошо, малютка, все хорошо, — бормочет Леннокс.

В правой руке боль пульсирует, в левой жжет. — Они просто перепили. Больше тебя никто не обидит.

— Он пытался... Я просила, чтоб он от меня отстал! Почему они от меня не отстанут?

— Все позади... — Леннокс тщится выдавить что-нибудь утешительное. За дверью скандалят: Робин в истерике, вряд ли понимает, что говорит, у Стэрри ни в одном глазу, знай себе подначивает. Голоса женщин перекрывает невозмутимый, властный голос Ланса Диринга.

— Так, успокоились все. Вы двое, выходите из ванной.

— Нет! — визжит Тианна.

-  Тиа, доченька, — блеет Робин.

Леннокс прижимается щекой к двери и выкрикивает:

— Слушай, ты, прогони этого сального козла к такой-то матери! Я два раза повторять не буду!

Силы, конечно, неравны: двое ублюдков и сука Стэрри. Но девочке на сегодня и так хватило, нечего ей еще раз смотреть на эту компанию. Нет, он не отопрет дверь.

Леннокс перехватывает Тианнин взгляд. Этот мужчина меня защищает. Впрочем, он, может, такой же, как остальные. Только одного и хочет. Вот же он со всей компанией нанюхался противного порошка. Девочка отворачивается, смотрит на пластмассового попугайчика, прикорнувшего на подоконнике. Попугайчик из Попугайных садов, Тианна была там с Четом и Эми. Если б только оказаться сейчас на яхте, подальше от этого гадюшника.

Снаружи слышно бурчание Джонни, он вроде как оправдывается:

— Я ж просто молоденькие киски люблю.

— УРОЙТЕ ГРЕБАНОГО КОЗЛА! - рычит Леннокс, и тут же оглядывается на девочку.

На первый план выходит голос Диринга, Диринг говорит спокойно, примирительно, властно:

— Ладно, ладно. Как скажешь, Рэй. Как скажешь. Мы тут все малость перебрали. Не будем усугублять. Джонни уже уходит. Я его провожу, а потом отведу девочек выпить кофе — тут рядом круглосуточная кафешка есть. Нам всем просто надо успокоиться. Рэй, ты меня слышишь?

— Слышу. Пошевеливайся там.

Они еще некоторое время спорят, затем хлопает входная дверь. По кафельным ступеням стучат каблуки, шаркают подошвы.

Сердце у Леннокса прыгает, как подорванное. Он опускается на край ванны. Девочка так и сидит на унитазе, дрожит, тихонько плачет, жалкая, несчастная. «Почему ребенок вынужден жить в таком дерьме?»

— Ты нормально себя чувствуешь?

Обреченный кивок. Сквозь пряди волос почти не разглядеть маленького, сморщенного от плача личика.

— Он тебе больно не сделал?

Тианна только головой качает; конечно, девочка в шоке, думает Леннокс.

Волосы упали на лицо, Тианна их не откидывает, смотрит на Леннокса сквозь этот щит. У него такие же сумасшедшие глаза, как у остальных. Может, из-за спиртного и наркотиков. Но с виду сильный: пожалуй, не слабее Джонни, Тигра и им подобных.

Некоторое время оба молчат. Леннокс почти уверен, в квартире они одни, как вдруг слышит скрип дверцы кухонного шкафа, затем шаги пары ног и щелчок замка.

Леннокс приоткрывает дверь. Выходит. Дверь за ним тут же захлопывается. Он озирается по сторонам.

— Никого. Все ушли, — провозглашает Леннокс. Минуты через две Тианна несмело выходит из ванной. — Твоя мама скоро вернется. Ложись спать. Ложись давай, поздно уже, — поторапливает Леннокс. — Я останусь сторожить. Никого не пущу, только маму.

- Честно? Только маму?

— Честно, — заверяет Леннокс. — Прошу тебя, ложись спать.

Тианна несмело направляется в спальню, Леннокс идет в гостиную, надо бы там прибраться. «Идеальная невеста» брошена среди битого стекла, с обложки скалится фотомодель, вся в белом, улыбка сахариновая, несовместимая с общим натюрмортом. Стэрри явно предприняла попытку спасти хоть сколько-нибудь кокаина, но на ковре его еще в избытке. С секунду Леннокс размышляет, не втянуть ли кокаин через трубочку из долларовой купюры, затем поспешно втаптывает его в ковровый ворс.

Леннокс плетется в прихожую, запирает дверь. Всякий, кто захочет войти, будет иметь дело с ним. Он возвращается в гостиную и, опустошенный, обрушивается на диван.