"Иван Фотиевич Стаднюк. Война (книга 1)" - читать интересную книгу автора

врач. - Но мне это не нравится...
В палате устойчиво пахло лекарствами, хотя огромное окно было
раскрыто настежь и в него заглядывала влажная зелень ухоженных деревьев
госпитального парка. Казалось, что лекарственный запах источали голые
стены палаты, белые спинки кровати, на которой лежал под простыней
профессор Романов, белая тумбочка у его изголовья.
Может, именно от этой наполняющей комнату белизны усохшее лицо Нила
Игнатовича Романова казалось таким болезненно-бледным, даже пепельным.
Седые усы профессора поредели и потеряли живой блеск, нос истончился, и
было удивительно, как держится на нем изящное старомодное пенсне.
Старческие водянистые глаза светились под стеклами мудрой грустью и
осознанной отрешенностью.
Да, генерал Романов, доктор военных наук, крупнейший знаток истории
войн и военного искусства, подводил итоги жизни. Федору Ксенофонтовичу это
было ясно, и он с чувством искренней и глубочайшей скорби понимал, что
видится с Нилом Игнатовичем в последний раз.
Что сказать этому доброму человеку, чем утешить или хотя бы на время
развеять его, возможно, уже неземные мысли?
- Устал я от жизни, - понимая смятенность чувств своего нежданного
гостя, с какой-то будничностью сказал профессор и утвердительно шевельнул
лежавшей поверх простыни сморщенной рукой. - Не хочется ни печалиться, ни
видеть никого... даже близких... Нет, тебе рад. - И он глянул на Федора
Ксенофонтовича такими вдруг проницательными глазами, что тот нисколько не
усомнился в его словах, - С тобой поговорить можно обо всем, что еще
держит меня на этом свете. Понимаешь?.. Вся моя жизнь прошла в
размышлениях. И сейчас кажется, что многого еще не высказал. Спасибо тебе,
Федор, что пришел. А вот твоя Ольга пусть извинит меня. - Старик позабыл,
что Ольга Васильевна не в Москве, а в Ленинграде. - О чем говорить с
племянницей перед уходом в мир иной?.. Ты другое дело... Ты часть меня, в
тебе будут жить мои знания... Я всех своих талантливых учеников помню и
люблю... Именно талантливых... - Нил Игнатович примолк, будто обозревая
учебные аудитории, заполненные военным людом. - Если в группе находилось
хотя бы два-три таких слушателя, мне уже было интересно читать лекцию. Я
начинал сызнова воспроизводить историю, искать все более четкие толкования
военно-философских вопросов, все глубже вглядываться в давно отшумевшие
войны и подчас видеть в них такое, что у самого мурашки по спине... Не
помню, кто изрек, что история войн - это во многом история человеческого
безумия... Согласиться с такой мыслью целиком нельзя, ибо история вместе с
тем заключает в себе опыт человечества и разум веков. Нет предела ее
глубинам, нет в ней границ для поиска мысли, если только история,
историческая наука вообще (ты запомни это, Федор!), не унижает себя до
того, чтобы искусственно служить современным враждованиям и
злопамятствам... А на тернистом пути человечества бывали случаи, когда
иные влиятельные особы от государства, от политики или от науки обходились
с историей как с гулящей девкой. И она затем в назидание человечеству
жесточайше мстила им, возводя над гробницами незримые памятники позора...
Вот так обращается сейчас с историей Адольф Гитлер - удивительнейший
шарлатан двадцатого века!.. Со смелостью необыкновенной он выкроил из
истории Германии перчатки по своим рукам и в этих перчатках, не боясь
обжечься, толкает германский народ на путь безумия... Историю же России