"Иван Фотиевич Стаднюк. Москва, 41-й " - читать интересную книгу автора

Юго-Западном фронте, в Шепетовке, в самые первые дни войны. Даже были
основания надеяться, что его "шепетовские" решительные и рискованные
действия, принесшие в итоге огромную пользу Юго-Западному фронту, будут
замечены высшим командованием... Но в кровавой сумятице событий, кажется, не
были замечены. На войне высшему командованию часто не хватает времени
оглядываться во вчерашний день. И вот эта жестокость приказов и
многозначительность грамм...
Если есть история событий в их причинных связях и их
взаимообусловленностях, то и есть подобного склада история человеческих
чувств и отношений.
Генерал армии Жуков, деятельность которого, как начальника Генерального
штаба, каждый день получала оценку Государственного Комитета Обороны чаще
всего в лице Сталина, иногда задумывался над тем, как и из чего сложились
его суждения об этом первом в партии и в государстве человеке, как созрели
те сложные чувства к Сталину, которые испытывал почти каждый раз, готовясь к
встрече с ним. А встречаться с Председателем ГКО, не считая телефонных
переговоров, приходилось дважды в сутки, когда докладывал в Кремле не только
все то главное, происшедшее на фронтах, изученное и обобщенное Генеральным
штабом как рабочим органом Ставки, но также излагал созревшие выводы,
предположения и проекты очередных оперативно-стратегических решений.
А донесения с фронтов ничем не радовали. Наши потери росли, и враг на
многих направлениях все глубже вгрызался в советскую территорию. Поэтому
атмосфера в кабинете Сталина часто оказывалась до предела наэлектризованной,
и Жуков нередко уходил от него, ощущая напряжение каждого нерва, каждой
клетки тела. На резкости в высказываниях Сталина сам часто отвечал
резкостями, зато каждая похвала Сталина в его адрес, каждое согласие с
предлагавшимися Генштабом оперативными решениями окрыляли Жукова, придавали
уверенности, пробуждали новую энергию к действию и к поискам мысли.
Но все-таки не объяснить словами его чувства к Сталину из-за их
многосложности и некоторого непостоянства. Когда размышлял над этим, часто
вспоминал самую первую встречу с ним. Она имела предысторию, связанную с
событиями весны и лета 1939 года на Дальнем Востоке. Жуков, тогда
заместитель командующего войсками Белорусского военного округа, был срочно
вызван в Москву к народному комиссару обороны Ворошилову, который сообщил
ему о том, что Япония напала на Монголию, а Советский Союз согласно договору
с Монголией должен оказать ей военную помощь. Потом маршал Ворошилов
спросил: "Можете ли вылететь туда немедленно? И, если потребуется, принять
на себя командование войсками?"
Жуков бегло взглянул на стол для заседаний, покрытый картой Монголии,
увидел начертанную восточнее реки Халхин-Гол линию вторжения японских войск,
и у него зарницей вспыхнула мысль о том, что кульминация полководческой
мудрости - это правильное решение, вытекающее главным образом из знания
противника и своих войск. Ни первого, ни второго у него пока не было, но,
повинуясь зову своего характера идти навстречу трудностям и опасностям, тут
же ответил:
"Товарищ маршал, готов вылететь хоть сию минуту!"
Жуков полагал, что после этого его пригласят в Генштаб, там начнется
сидение над картами, над оперативно-тактическими приемами действий японских
войск. А затем будет встреча со Сталиным... Ничего подобного не случилось."
[10]