"К.С.Станиславский. А.П.Чехов в Художественном театре" - читать интересную книгу автора

и радость и неловкость этого нового положения, первый конфуз популярности.
Не успели мы приехать в Ялту, разместиться по номерам, умыться,
осмотреться, как я уже встречаю Вишневского, бегущего со всех ног, в полном
экстазе, он орет, кричит вне себя:
- Сейчас познакомился с Горьким - такое очарование! Он уже решил
написать нам пьесу! Еще не видавши нас...
На следующее утро первым долгом пошли в театр. Там ломали стену,
чистили, мыли - одним словом, работа шла вовсю. Среди стружек и пыли по
сцене разгуливали: А.М.Горький с палкой в руках, Бунин, Миролюбов,
Мамин-Сибиряк, Елпатьевский, Владимир Иванович Немирович-Данченко...
Осмотрев сцену, вся эта компания отправилась в городской сад
завтракать. Сразу вся терраса наполнилась нашими актерами, и мы завладели
всем садом. За отдельным столиком сидел Станюкович, - он как-то не
связывался со всей компанией.
Оттуда всем обществом, кто пешком, кто человек по шести в экипаже,
отправились к Антону Павловичу.
У Антона Павловича был вечно накрытый стол, либо для завтрака, либо для
чая. Дом был еще не совсем достроен, а вокруг дома был жиденький садик,
который он еще только что рассаживал.
Вид у Антона Павловича был страшно оживленный, преображенный, точно он
воскрес из мертвых. Он напоминал, - отлично помню это впечатление, - точно
дом, который простоял всю зиму с заколоченными ставнями, закрытыми дверями.
И вдруг весной его открыли, и все комнаты засветились, стали улыбаться,
искриться светом. Он все время двигался с места на место, держа руки назади,
поправляя ежеминутно пенсне. То он на террасе, заполненной новыми книгами и
журналами, то с не сползающей с лица улыбкой покажется в саду, то во дворе.
Изредка он скрывался у себя в кабинете и, очевидно, там отдыхал.
Приезжали, уезжали. Кончался один завтрак, подавали другой; Мария
Павловна разрывалась на части, а Ольга Леонардовна, как верная подруга или
как будущая хозяйка дома, с засученными рукавами деятельно помогала по
хозяйству.
В одном углу литературный спор, в саду, как школьники, занимались тем,
кто дальше бросит камень, в третьей кучке И.А.Бунин с необыкновенным
талантом представляет что-то, а там, где Бунин, непременно стоит Антон
Павлович и хохочет, помирает от смеха. Никто так не умел смешить Антона
Павловича, как И.А.Бунин, когда он был в хорошем настроении.
Для меня центром явился Горький, который сразу захватил меня своим
обаянием. В его необыкновенной фигуре, лице, выговоре на о, необыкновенной
жестикуляции, показывании кулака в минуты экстаза, в светлой, детской
улыбке, в каком-то временами трагически проникновенном лице, в смешной или
сильной, красочной, образной речи сквозила какая-то душевная мягкость и
грация, и, несмотря на его сутуловатую фигуру, в ней была своеобразная
пластика и внешняя красота. Я часто ловил себя на том, что любуюсь его позой
или жестом.
А влюбленный взгляд, который он часто останавливал на Антоне Павловиче,
какое-то расплывающееся в улыбке лицо при малейшем звуке голоса Антона
Павловича, добродушный смех при малейшей его остроте как-то сближали нас в
общей симпатии к хозяину дома.
Антон Павлович, всегда любивший говорить о том, что его увлекало в
данную минуту, с наивностью ребенка подходил от одного к другому, повторяя