"Константин Станюкович. В шторм" - читать интересную книгу автора

Пахучие липы, маленькая покосившаяся скамейка под ними с вырезанными
именами: "Елена", "Александр". Чудный профиль девушки в белой холстинке...
Черные глаза, вдумчивые, нежные, добрые... Вьющиеся, славные волосы с
веткой сирени в косе... Любящий, полный ласковой грусти взгляд этой милой,
дорогой Леночки, которая слушает восторженно-умиленные речи своего жениха
и, вся притихшая, точно боясь спугнуть полноту счастия, жмет своей мягкой
и теплой рукой все крепче и крепче руку мичмана, и слезы дрожат на ее
ресницах... "Навсегда!" - шепчет она. "Навсегда!" - чуть слышно отвечает
он... Они так долго сидят, и вечер, обаятельный и тихий, застал их немыми
от радости... Сад точно замер вместе с ними... Ни звука, ни шороха. И
загоравшиеся в небе звезды кротко и любовно мигают сверху, словно любуясь
молодыми людьми и слушая, как полно бьются их переполненные сердца.
"Леночка! Александр Иваныч! Идите пить чай!" - стоит еще в ушах
ласковый голос Леночкиной матери.
Все это, напомнившее о себе чудным сном, представляется с ясною
дразнящею реальностью. Мозг еще не освободился от впечатлений грез. И
молодому моряку хочется, до страсти хочется подолее задержать эти грезы.
Но прошло мгновение, другое - и они исчезли, словно растаяли, как
дымок в воздухе.
В полусвете каюты, иллюминатор которой, наглухо задраенный
(закрытый), то погружался в пенистую воду океана, то выходил из нее,
пропуская сквозь матовое стекло слабый свет утра, Опольев увидал маленькую
фигурку своего смышленого, расторопного вестового, который, держась обеими
руками, качался вместе с каютой и со всеми находящимися в ней предметами,
услыхал раздирающий душу скрип корвета, почувствовал отчаянную качку и
окончательно пришел в себя.
Счастливая улыбка исчезла с его лица.
- Однако валяет! - промолвил он с серьезным видом, стараясь принять
такое положение, чтобы опять не стукнуться.
- Страсть, как раскачало, ваше благородие.
- Скоро восемь?
- Склянка (полчаса) осталась!
- А наверху как?
- Не дай бог! Ревет!
- В ночь, видно, засвежело?
- Точно так, ваше благородие! Ночью фок убрали и четвертый риф взяли.
Капитан всю ночь были наверху, - докладывает вестовой.
И, помолчав, молодой матрос, впервые бывший в дальнем плавании,
прибавил боязливым и несколько таинственным тоном:
- Даве ребята сказывали на баке, ваше благородие, бытто похоже на то,
что штурма настоящая начинается. Ветер так и гудет в снастях... Волна - и
не приведи бог какая агромадная, Лександра Иваныч... Ровно горы
катаются...
- Видно, боишься шторма, Кириллов, а?
- Боязно, Лександра Иваныч! - простодушно и застенчиво ответил
матрос.
- Нечего, брат, бояться. Справимся и со штормом! - авторитетно и с
напускной небрежностью заметил молодой офицер, сам еще никогда не
испытывавший шторма и втайне начинавший уже ощущать некоторое беспокойство
от этой адской качки, дергавшей и бросавшей корвет во все стороны.