"Константин Михайлович Станюкович. Беспокойный адмирал" - читать интересную книгу автора

старых, бездеятельных или болезненных и что в деле выбора людей на
должности, требующие знания и отваги, решительности и находчивости, нельзя
сообразоваться с летами. Такие знаменитые учителя, как Лазарев и Корнилов, в
назначениях руководились не годами службы, а морскими качествами, и "я сам
имел честь командовать в Черном море шкуной в лейтенантском чине". Из
посланной при рапорте копии с приказа по эскадре его превосходительство
убедится, что назначенные им командиры вполне достойные и лихие моряки, и он
считает за честь иметь таких капитанов в эскадре. В заключение адмирал снова
просил утвердить их в звании командиров, если только высшему морскому
начальству угодно, чтоб он командовал эскадрой, и прибавлял, что он и впредь
будет действовать, руководствуясь правами, предоставленными уставом
начальнику эскадры в отдельном плавании, и принимая на себя ответственность
за сделанные им распоряжения, клонящиеся к поддержанию чести русского флага.
В том же письме адмирал сообщал, что вследствие полной неспособности в
морском деле капитан-лейтенанта Ратмирцева, более годного для береговой
службы, чем для плаваний, он почел своим долгом отрешить названного офицера
от командования клипером и назначить его временно своим флаг-капитаном, хотя
до сих пор он и обходился без такового, довольствуясь одним флаг-офицером, а
для приведения позорно запущенного клипера в должный порядок и вид,
соответствующий военному судну, он назначил командующим лейтенанта Осоргина,
вполне достойного офицера, бывшего старшим офицером на лучшем судне эскадры,
на клипере "Голубчик".
Нетерпеливый адмирал в тот же день отправил это письмо, после чего
значительно повеселел и, съехавши на берег в своем статском, неуклюже
сидевшем на нем платье и с цилиндром на голове, похожий скорей на
какого-нибудь принарядившегося мелкого лавочника, чем на адмирала, - зазвал
двух гардемаринов, которые не успели юркнуть от него в другую улицу, в
гостиницу, угостил их обедом, хотя они и клялись, что только что пообедали,
и на обедом рассказывал им, какие доблестные адмиралы были Лазарев, Нахимов
и Корнилов. И, что всего удивительнее, адмирал ни разу не разнес своих
гостей - ни за то, что они ели рыбу с ножа, ни за то, что они наливали белое
вино в стаканы, а не в рюмки, ни за то, что не знали знаменитого приказа
Нельсона пред Трафальгарским сражением, ни за то, что до сих пор не написали
заданного им сочинения о том, как взять Сан-Франциско и разгромить тремя
клиперами и двумя корветами предполагаемую на рейде неприятельскую эскадру,
значительно превосходящую своими силами.
И когда наконец адмирал отпустил гардемаринов, они радостно выбежали на
улицу и оба в один голос сказали, весело смеясь:
- Глазастый черт сегодня штилюет!
Когда в Петербурге было получено письмо Корнева, адмирал Шримс
проговорил, обращаясь к своему директору канцелярии:
- Посмотрите, что пишет нам башибузук... Артачится...
И с тонкой улыбкой умного человека заметил:
- И ничего ведь не поделаешь с этим сумасшедшим "брызгасом"! Черт с
ним! Пусть себе лучше сатрапствует вдали, а не пристает здесь с разными
затеями... Ведь у Корнева вечно перец под хвостом! - смеясь, прибавил Шримс,
зная благоволение, каким пользуется Корнев у высокопоставленного
генерал-адмирала, и ревнуя к нему. - Утвердите всех назначенных им
командиров... Пусть они там все беснуются со своим адмиралом!
И адмирал Шримс залился густым веселым хохотом.