"Константин Михайлович Станюкович. Товарищи ("Морские рассказы")" - читать интересную книгу автора

Знал Северцова только капитан "Кречета" Пересветов. Они были товарищи.
Но Пересветов знал товарища только в корпусе. После выхода в офицеры служба
их разлучила, и они не встречались.
Пересветов хоть и помнил, что Северцов в корпусе был хорошим товарищем,
тем не менее очень волновался приездом товарища-адмирала, слухи о котором
были не особенно утешительны для капитана, который более чем фамильярно
относился к счетам по поставкам угля и провизии. Положим, он пользовался
скидками на счетах единственно потому, что был образцовый муж и отец и желал
кое-что припасти для семьи; сам он отличался скромностью своих потребностей
и был расчетлив до скупости, - но все-таки едва ли будут приятны объяснения
с товарищем-адмиралом, если бы обнаружились как-нибудь его семейные заботы.
"Уж слишком высоки были цены по счетам", - думал теперь Егор Егорович,
почесывая свою лысину, и о чем-то конфиденциально шептался с ревизором,
лейтенантом Нерпиным.
- Не беспокойтесь, Егор Егорыч... Все по форме... Не к чему придраться.
Консулы удостоверяли цены. Чем же мы виноваты, если цены высоки! -
успокаивал капитана молодой лейтенант, прокучивавший в портах шальные
деньги. - И, наконец, откуда может узнать начальник эскадры? Разве мы, Егор
Егорыч, делаем злоупотребления? Мы пользуемся не от казны, а от
поставщиков... И многие капитаны и ревизоры так делают... Точно уже оно
такой секрет... Никто за такие безгрешные доходы не попадал под суд, Егор
Егорыч. Может, и новый адмирал, когда был капитаном, знал, где раки зимуют.
Он богач, - ему не нужны деньги, а ревизору у него, вероятно, были нужны,
Егор Егорыч!
И лейтенант так добродушно рассмеялся, и в его веселых серых глазах
сверкала такая беззаботная уверенность, что капитан несколько успокаивался,
и в его голове проносилась мысль: "Все-таки Северцов - товарищ и не станет
придираться".
- А вы, Александр Иваныч, впредь будьте осторожнее.
- Есть, Егор Егорыч!
Но ни одни только счеты пугали трусливого капитана. Тревожило его и
"несколько строгое" обращение с матросами, как деликатно называл Пересветов
нещадную порку людей, и, главное, это недавнее наказание матроса Никифорова,
которого пришлось отправить на берег в госпиталь после трехсот линьков.
Капитан очень дорожил старшим офицером, который был настоящим
помощником и действительно "собакой" и который так вышколил команду, что
"Кречет" был образцовым судном и работали на нем превосходно; но теперь
капитан вдруг стал находить, что Леонтий Петрович чересчур увлекается... Вот
этот случай с "подлецом" Никифоровым... Что, если адмирал узнает? Может
выйти целая история...
И капитан, толстый, с изрядным брюшком, небольшого роста, лысый и
"мордастый", с маленькими бегающими глазками, с большими усами полного,
рыхлого и бритого, несколько бабьего лица, еще более струсил при мысли о
приходе этого молчаливого товарища-адмирала ("Черт знает, каким он стал
теперь!") и о матросе Никифорове, который так некстати опасно заболел после
недавней порки.
Ввиду неизвестности, что будет, капитан, казалось, еще более затосковал
о жене и своих трех детях. По крайней мере, он несколько раз взглядывал на
фотографии, висевшие в его каюте, вздыхал, торопливо крестился и снова ходил
мелкими неспокойными шагами по клеенке.