"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

писаря и что-то писали. Полная тишина была в большой комнате. Только слышно
было, как шуршали перья по бумаге.
Я просидел так минут с пять, как через залу на цыпочках прошла дама с
какой-то корректурой в руках и, не обращая на меня никакого внимания,
остановилась у кабинета, осторожно приотворила двери, заглянула туда и
отошла от дверей.
Я кашлянул. Тогда дама взглянула на меня, и я поклонился. Она подошла
ко мне, серьезная, озабоченная, с корректурой в руке.
- Вам Николая Николаевича? - спросила она.
- Да-с... Объявляли в газетах...
- Ах, извините, пожалуйста... Сейчас муж вас принять не может... Он
исправляет теперь корректуру... Жаль потревожить его... Уж будьте добры,
подождите немного...
С этими словами она прошла в другие комнаты, а я снова сел.
Опять через залу прошла, тихо ступая, молодая девушка, тоже с
корректурой в руках, так же осторожно заглянула в двери и так же осторожно
отошла назад. По счастию, она обратила на меня внимание. Я поклонился
молодой девушке. Она приблизилась ко мне.
- Я пришел по объявлению... Объявляли о домашнем секретаре... Нельзя ли
увидать генерала?
- Николай Николаевич теперь ужасно занят! - ответила она мне. -
Впрочем, подождите.
Она снова приотворила двери, и на этот раз, слава богу, генерал, должно
быть, заметил ее, потому что она вошла в кабинет, через минуту вернулась и
попросила меня войти туда.
Я вошел в кабинет. За большим столом, на котором повсюду были
разбросаны корректуры, сидел нестарый генерал с озабоченным видом. Он
протянул мне руку и, показывая на кресло, заметил:
- Извините, пожалуйста... Я, кажется, заставил вас ждать... Я так
занят, так занят... Дочитываю корректуру моей новой книги... Должна выйти к
сроку... А доверить этого дела нельзя никому.
В эту минуту в кабинет вошла генеральша, некрасивая, добродушная на вид
дама, извинилась, что на минутку, "на одну только минуточку", прервет нашу
беседу, и, положив перед мужем корректурный лист, указала на одно место
тонким, замаранным в чернилах пальцем.
- Послушай, мой друг... Я поставлена в затруднение. В этом месте у тебя
написано...
И она прочла певучим, слегка вибрирующим голосом, с каким-то
благоговением, точно читала священные строчки, следующее место:
- "И слезы благодарных, выносливых, простодушно-невинных русских
солдат, этих чудо-богатырей родной земли, взбуровили тихое Чаганрыкское
озеро. Оно запенилось, почернело и словно подернулось трауром по храбром,
неустрашимом герое, майоре Кобылкине, прах которого, заключенный в гроб,
везли в это время на лодке истомленные горем солдаты..."
- А сбоку, мой друг, вариант такой:
"И зарыдали они, эти простодушно-девственные чудо-богатыри земли
русской, христолюбивые воины нашей родины. Зарыдали они, и капля по капле
струились их слезы в тихие воды Чаганрыкского озера, вспенивая его черную
пучину. И обыкновенно спокойный Чаганрык отуманился, почернел, как бы
подернулся черным флером, отдавая последнюю дань праху безвременной жертвы,