"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

Петербурге, как я слышал, много загадочных существований, но в конце концов
не с неба же падали к нему средства.
Я Николаю Николаевичу очень понравился. Он был очень ласков со мной,
иногда даже удостоивал откровенных бесед, главным образом на тему о том, что
он - умный человек и несомненных государственных способностей, а терпит, и
что, следовательно, мне, молодому человеку, тоже следует терпеть. Надо
заметить, что я ему ни на что не жаловался, и, вероятно, он говорил о моем
терпении более для округления речи. Кроме того, любимым коньком его было
говорить о недостатке благочестия в молодых людях.
- Веры нет, оттого и сомнения лезут в голову. Вы, Петр Антонович,
теперь, надеюсь, изменились, а? - шутливо трепал он меня по плечу. - У вас
теперь настоящий взгляд на вещи? Молитесь вы, голубчик, богу?
- Молюсь.
- То-то. Молитесь и терпите, и бог за все вам воздаст сторицей.
Однако сам-то он воздавал за мои труды далеко не сторицей. Насчет этого
он был крепкий человек. Работы на меня он наваливал по мере того, как я ему
более нравился. Месяца через два он стал давать мне столько работы на дом,
что я едва справлялся. Тем не менее я аккуратно исполнял все, что только он
мне не поручал, решившись ждать и воспользоваться его связями и
знакомствами.
Как кажется, он считал меня трудолюбивым, усердным малым, способным
только на черную работу, и не замечал, что я нередко писал ему докладные
записки собственного сочинения, а он с обыкновенной наивностью еще за них
похваливал меня.
- Хорошо, прекрасно, молодой человек. У вас слог кристаллизуется, и вы
совершенно верно воспроизводите мои мысли. Маленькая поправка, - и ваш труд
прекрасен... Прочти, мой херувим, - обращался он к супруге. - как точно Петр
Антонович изложил мои мысли.
И "херувим" (далеко, впрочем, не похожий на херувима) вскидывал свои
глаза и переносил на меня частицу обожания к мужу за то, что "Никс" хвалил
меня.
- Петр Антонович прекрасно пишет, Никс, с тех пор как стал работать под
твоим наблюдением.
- Наташа, дружок, прочти и ты!
Подлетала племянница и говорила, что прочтет, и тоже считала долгом
сказать мне ласковое слово.
А я стоял молча и про себя таил злость, глядя на такое наивное
нахальство.
До времени мне не было никакого резона расходиться с Остроумовым, хотя
работы было и порядочно. Изредка я обедал у него, а месяца через два получил
даже приглашение заходить, когда вздумается, "поскучать по вечерам".
- Боже сохрани вас, молодой человек, ходить по клубам, - внушительно
заметил при этом Остроумов, - вы еще очень молоды, и вам надо быть в
семейных домах... Только семья сохранит вашу... вашу неиспорченную натуру.
"Херувим" подтвердил слова генерала. Вообще "херувим" был эхом
"ангела". Что ангел скажет, то херувим непременно повторит.
Я иногда заходил по вечерам к генералу. Сам он редко бывал дома, и мы
просиживали вечера втроем. Обыкновенно генеральша говорила о муже, и скука
была страшная. Племянница со мной чуть-чуть кокетничала, когда не было
другою мужчины, и это меня бесило. В самом деле, точно я был куклой для этой