"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

дуры!
Я предпочитал заходить к ним по вторникам, когда у них бывали Рязановы,
муж и жена. Жена - молодая, красивая барыня, веселая, кокетливая и
приветливая, а муж, некрасивый человек лет сорока, с умным, строгим лицом,
как говорили, готовился делать блестящую карьеру. Он изредка заезжал с женой
к Остроумовым по вторникам. Признаться, мне очень хотелось попасть на службу
к Рязанову. Он был человек несомненно умный и не обратил бы внимания, что у
меня нет чина. Главное, увидал бы он, как я могу работать. Но он,
разумеется, не обращал на меня ни малейшего внимания. Я сидел около дам,
скучал, злился и изредка удостоивался небрежно-ласковых взглядов блестящей,
красивой дамы, точно она хотела сказать: "Бедненький, как тебе, должно быть,
неловко в нашем обществе!"
Раз только я пристально на нее посмотрел и заметил, как сперва она
поправила волосы, потом взглянула на меня, но, вероятно, мой взгляд
показался чересчур странным или дерзким, потому что она тотчас же с
неудовольствием отвела глаза, словно изумляясь дерзости ничтожного молодого
человека, осмеливающегося разглядывать ее.
А я назло не спускал с нее глаз...
В такие минуты я испытывал муки оскорбленного самолюбия. Мне хотелось
скорей уйти, но я нарочно оставался и дразнил еще себя:
- Оставайся... Испытывай унижение на каждом шагу...
Я ненавидел этих дам и сидел в углу гостиной, одинокий, с затаенной
злостью в сердце. Никто, разумеется, не обращал на меня внимания. Должно
быть, уж очень вид мой был страдальческий, так как вдруг "херувим"
почувствовал ко мне сострадание. Генеральша повернулась и мою сторону и
ласково заметила:
- Молодой человек, что это вы забились в угол?.. Присядьте поближе к
нам!
Я послал в душе эту даму к черту, присел поближе, пробовал вмешаться в
общий разговор, сказал какую-то чепуху и сконфузился. В этот вечер я скоро
ушел домой, сославшись на нездоровье.
По обыкновению, Софья Петровна поджидала меня. Когда я позвонил, она
встретила меня радостно и, взглянув на меня, ласково промолвила:
- Сегодня вы раньше пришли... Что с вами? Вы такой мрачный?
- Ничего!..
- Как ничего?! Посмотрите-ка на себя!
- Да вам-то что? - раздраженно остановил я ее сочувствие.
Софья Петровна смутилась и как-то испуганно, кротко взглянула на меня.
- Я так... - пробормотала она робко. - Вы, быть может, закусить хотите?
Я оставила вам котлетку и горячего чаю.
- Нет, благодарю вас. Я спать хочу.
И, холодно простившись, я ушел в свою комнату.
Добрая женщина была Софья Петровна, но только недалекая и простая. Она,
шутя, называла меня сироткой, всегда была необыкновенно ласкова и оказывала
самое трогательное внимание. Заботилась она обо мне, точно о ребенке. Сама
чинила мое белье, входила в мои интересы, украшала мою комнату то новенькими
занавесками, то купленным по случаю письменным столом взамен старого. И
когда я благодарил за все это внимание, молодая женщина как-то конфузилась и
говорила, что она старается, чтобы жильцу было хорошо.
Мы с ней обыкновенно обедали вместе, и после обеда она весело болтала