"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

моложавили ее лицо, придавая ему что-то детское. Нередко она задумывалась и
тогда казалась какой-то суровой богиней красоты. О чем она задумывалась? Что
мучило ее молодую головку? Какие вопросы решала эта красавица, единственная
наследница миллионного состояния?
Точно желая отвязаться от мучивших ее сомнений, она слегка откидывала
назад голову и весело иногда болтала с бабушкой. Она, видимо, любила старуху
и одна только могла успокоить ее, когда та уже очень капризничала.
Мною не стеснялись. На меня, очевидно, глядели как на случайную мебель,
и потому нередко при мне заводили такие разговоры, словно бы, кроме бабушки
и внучки, никого не было в комнате.
Я прекращал чтение и дожидался конца.
- Продолжайте, мосьё Пьер! - обыкновенно замечала старуха.
- Разве его, бабушка, зовут мосьё Пьером? - спросила однажды девушка
слегка дрожащим голосом, причем верхняя губа ее вздрогнула и ноздри
раздулись, точно у степной лошади.
Я навострил уши. Сердце у меня забилось.
- Я так его называю, Катя... Короче. Мосьё Пьер так добр, что не
обижается на больную старуху. Правда, мосьё Пьер?
Я взглянул на молодую девушку и заметил устремленный на меня взгляд,
полный презрения. Она, впрочем, тотчас же отвернулась.
- Ведь вы не обижаетесь? - повторила старуха.
- Нет! - глухо прошептал я и стал читать.
Я читал, как теперь помню, роман Стендаля "Черное и белое". Положение
героя романа напоминало мое собственное. Бедный энергичный молодой человек,
без средств, без положения, пробивает себе дорогу и делается любовником
молодой знатной девушки, которая сначала презирала его.
Помнится мне, я читал с каким-то особенным наслаждением. Я, видимо,
сочувствовал герою и принужден был сдерживать злобно-торжествующее чувство,
готовое вырваться из моей груди. Я читал, вероятно, превосходно, потому что
старуха уставилась на меня, а молодая девушка замерла. Я и сам забыл, что
читаю по обязанности. Я помнил только, что я сам в таком же положении, и
восторгался этим романом, в котором как бы нашел отклик на волнующие меня
чувства.
На маленьких часах пробило уже девять часов, в комнату вошла Марья
Васильевна, но я не обращал ни на что внимания и продолжал читать, с
особенным чувством прочитывая те сцены, где герой являлся торжествующим.
Меня не прерывали; впрочем, может быть, и прерывали, но я не слыхал. Я
перестал только тогда, когда Марья Васильевна громко сказала:
- Довольно, довольно, Петр Антонович. Княгиня просит вас перестать.
Я остановился, взглянул вокруг растерянным взглядом и отодвинул книгу.
- Вы, мосьё Пьер, сегодня превосходно читали и даже увлеклись до того,
что не заметили, как я вас несколько раз просила окончить, - проговорила
старуха ледяным тоном. - Вам, верно, понравился роман? Герой его -
порядочный негодяй!
Я ни слова не сказал, поклонился всем и, шатаясь, вышел из комнаты.
Когда я уходил, мне послышалось, что молодая девушка проговорила:
- Вы, бабушка, хоть бы чаю ему предложили!
Вслед за тем Марья Васильевна догнала меня и попросила вернуться.
- Мосьё Пьер... Останьтесь... Сейчас будем чай пить... Вы сегодня
запоздали! - проговорила старуха.