"Константин Михайлович Станюкович. Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим" - читать интересную книгу автора

ушла из комнаты... Прошло еще с полчаса... Я взглянул на старуху... Она
моргала глазами... Я стал читать тише... Вижу, она дремлет... В комнате
тишина. Свет от свечей чуть-чуть освещал дряхлое, старческое лицо... Я опять
взглянул... глаз было не видно, а рот полураскрыт... Нижняя губа совсем
отвисла... Безобразное лицо! Я опустил глаза на книгу.
Я замолчал и взглянул опять на старуху... Она не шевелилась. В комнате
было совсем тихо и полутемно... Мне стало вдруг страшно... Я снова начал
читать, сперва тихо, потом громче и громче; взглянул опять на старуху, она
все-таки не шевелилась...
"Уж не умерла ли она? - подумал я, продолжая чтение... - Ведь вот лежит
теперь, быть может, мертвая, а ты все читай... читай до девяти часов... Хоть
бы кто-нибудь пришел сюда..."
Прошло еще с четверть часа... Никто не приходил, а она все не открывала
глаз...
Мне сделалось жутко... Я опять перестал читать и тихонько вышел в
гостиную. Там никого не было. Я прислушался, не раздастся ли где голоса...
Везде тишина... Марья Васильевна, очевидно, ушла в дальние комнаты... Я
снова вернулся в будуар, взглянул в лицо старухи, и показалось мне, будто
она в самом деле мертвая...
Я струсил. Не мертвой струсил, а в голову мне закралась страшная мысль:
я оставался один в комнате, при старухе могли быть деньги.
От этой мысли у меня пробежали по телу мурашки, и я решился идти в
соседнюю комнату, откуда часто выходила внучка. Я сперва постучал - ответа
не было. Тогда я осторожно открыл двери и очутился в небольшой проходной
комнате, откуда дверь вела в другую.
Я тихо отворил двери и остановился у порога.
В ярко освещенной большой комнате, по стенам которой висели картины, а
по углам стояли бюсты, невдалеке от рояля, за мольбертом сидела Екатерина
Александровна и серьезно разглядывала какую-то картину. Свет падал на
девушку сбоку. Я видел ее вполоборота. Она до того увлечена была созерцанием
картины, что не шелохнулась при легком скрипе дверей и продолжала
разглядывать картину, подправляя ее кое-где мазком.
Она была в черном шерстяном платье, обливавшем ее стройный стан. Черные
волосы падали на белый благородный лоб. Глаза были оживлены и блестели
одушевлением. Она разглядывала картину и, по-видимому, была ею довольна.
Я замер на месте. Эта блестящая комната с артистической обстановкой, с
изящной мебелью, картинами, цветами, щекотала нервы. И в этом уютном,
роскошном гнездышке молодая девушка казалась какою-то чарующей богиней. Я
вспомнил свою убогую квартиру, вспомнил, как жили мы с отцом, и чувство
зависти закралось невольно в сердце...
Вот как надо жить! Вот как живут люди!
И я уж мечтал, что эта красавица моя жена. Я вхожу в комнату не как
вор, а как повелитель. Неужели я не могу этого достичь? Стоит только
захотеть! И я хотел в эту минуту, хотел всеми нервами моего существа быть
богатым во что бы то ни стало.
Она вдруг поднялась и отошла в сторону, а я все стоял и совсем забыл о
старухе. Я жадно глядел на красавицу, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить
очарования.
Но вот она повернула голову в мою сторону. Я пошел к ней.
Она чуть-чуть вскрикнула от неожиданности, задернула мольберт зеленым