"Константин Михайлович Станюкович. Свадебное путешествие" - читать интересную книгу автора

восторженные взоры на женские даже хорошенькие лица, что можно было принять
молодого человека за дамского портного, желающего "схватить" последнее слово
фасонов платьев, жакеток и шляпок.
Немедленно объяснилось, что молодой человек не портной. Он набросился
на начальника станции и, чуть не коснувшись его юпитерского лица своим
длинным и тонким носом, с фамильярною торопливостью и краткостью допрашивал:
"Кто новобрачный?.. Куда? Фамилии генералов? Посаженый ли его
высокопревосходительство? Кто - в белом, сером, зеленом костюмах? Кто мать
молодой?.. Голубчик... Как же не знаете всех... Непостижимо!.."
Он полетел по перрону, напал на обер-кондуктора, вернулся и небрежно
спросил ливрейных лакеев о сиреневом платье. В несколько минут он узнал все,
что требовали его обязанности, и, присевши на скамью, вынул записную книжку
и стал набрасывать материал для заметки в завтрашнем нумере бойкой газеты,
обращающей внимание на свежесть великосветской хроники.
- Это - репортер! Завтра попадем в газеты! - с гримаской, но втайне
довольная, заметила одна дама.
"Молодая" - высокая, стройная брюнетка с крупной родинкой на
загоревшейся матовой щеке, возбужденная и счастливая, казавшаяся гораздо
моложе своих двадцати шести, была в "стильном" сером дорожном платье и в
большой шляпе с яркими цветами, придававшей ее хорошенькому энергичному лицу
что-то кокетливо вызывающее и горделивое.
Она стояла в центре кружка провожающих, обмениваясь со всеми короткими
ласковыми словами. Все эти родные и знакомые, не раз подвергавшиеся ее
злословию, казалось, так сердечно высказывали ей привязанность, так горячи и
искренни были их пожелания, что все, все казались ей в эти минуты
необыкновенно милыми, хорошими и добрыми. И она как-то невольно придавала
значительность и сердечную приподнятость своим самым обыкновенным и
незначащим словам.
Но вдруг по лицу молодой женщины мелькнуло выражение испуга.
- Слушай, мамочка...
Пожилая, внушительного вида, сильно молодившаяся, подкрашенная вдова
известного боевого генерала, довольная, что ее Мета вышла наконец замуж
влюбленная и расходы заботливой матери сократятся, - услышала своим чутким
ухом тревожную нотку в голосе дочери. И генеральша с еще большей нежностью
спросила:
- Что, Мета?
- Мне... Пришли в Алупку мой берет... Я забыла взять... Не забудь.
- Завтра пошлю, милая.
И, словно бы внезапно спохватившись, прибавила:
- А ты и не хотела показать, как устроились в купе. Покажи...
- Пойдем, мама...
И когда они вошли в маленькое купе, полное букетами цветов, мать
воскликнула:
- И как же хорошо... И как я рада, что ты счастливая! - прошептала
мать.
- О да... да... Но, мамочка... Ведь надо Никсу сказать, - чуть слышно,
взволнованно сказала Мета.
- Я говорила тебе... Не теперь только...
- А когда?
- Завтра, послезавтра... понимаешь... Как мы обворожительны! -