"Константин Михайлович Станюкович. Матроска" - читать интересную книгу автора

остановившись, сердито и сухо кинула ему:
- Ты чего у чужих ворот околачиваешься да в глаза тычешься?..
- Я так-с, мимо шел, прогуливался, значит, Аграфена Ивановна! - с
напускною робостью отвечал Васька Антонов, снимая с писарской галантностью
фуражку и отставляя мизинец правой руки, чтобы показать аметистовый
перстенек.
"Ишь и имя мое вызнал!" - подумала, невольно краснея, матроска и еще
строже промолвила:
- То-то ты больно часто мимо ходишь... Ты лучше ходи другой дорогой, а
то как бы тебе, пареньку, не помяли боков. Мой матрос искровянит тебя в
лучшем виде...
"Васька-подлец" вскинул на Груню глаза и, понижая свой мягкий,
вкрадчивый тенорок, проговорил с восторженною решимостью отважного человека,
не могущего более скрывать своих чувств:
- Из-за вас, Аграфена Ивановна, я жизни готов решиться, а не то что
стращать меня, с позволения сказать, боками. Никого я не боюсь, потому как,
осмелюсь вам доложить, нет сил моего терпенья, чтоб не видеть вашего
очаровательного лица... Только взглянуть, и я получаю блаженство
очарованья... Простите мою смелость, Аграфена Ивановна, но я не могу
удержать крика влюбленного сердца...
Пораженная неожиданным признанием, матроска на мгновение словно бы
отдалась обаянью этих смелых речей и слушала их, точно какую-то нежную,
неведомую доселе музыку, ласкающую, проникающую в самую душу и заставляющую
замирать сердце.
И вдобавок, как пригож этот молодой, кудрявый писарек! Какою искреннею
страстью дышат его слова! Как умоляюще и робко глядят на нее его черные,
нежные глаза.
Но мгновение прошло, и Груня словно бы испугалась и устыдилась
охватившего ее настроения.
Она приняла еще более суровый вид и, опуская голову, чтобы скрыть
заалевшее лицо, произнесла резким голосом:
- Ты языком-то не бреши, непутевый! Не шатайся здесь, слышишь?
- Не будьте столь жестоки, Аграфена Ивановна! Позвольте хоть издали
ласкать взор лицезрением вашей андельской красоты... Выслушайте, Аграфена
Ивановна...
- Не мели пустого... Нечего мне дурака слушать! - строго перебила его
матроска. - Говорят, не бегай за мной. Не услеживай... А не то - смотри! -
грозно прибавила Аграфена.
- Что ж, если такое будет ваше повеление, то мне остается предаться
своей злосчастной судьбе! - продолжал писарь, стараясь выражаться как можно
"забористее". - Прощайте, Аграфена Ивановна! Отныне исчезну я из ваших
прекрасных глаз, в которых искал забвения от горестей жизни. Прощайте,
жестокая!
Писарек произнес эти слова не без некоторого драматизма,
свидетельствовавшего об его сценических способностях, и, бросив нежный
взгляд на хорошенькую матроску, почтительно поклонился ей с видом человека,
сраженного печалью, и быстро отошел, направляясь в сторону, противоположную
той, откуда мог появиться муж Аграфены, встречи с которым Васька
предусмотрительно избегал.
Очутившись вне всякой опасности, угрожающей целости его красивой