"Константин Михайлович Станюкович. Матроска" - читать интересную книгу автора

писарек.
- И все-то ты врешь... все-то ты врешь, подлец! - с ожесточением
проговорил Иванов и в эту минуту ненавидел от всей души своего приятеля,
желая ему потерпеть неудачу и после зло посмеяться над ним.
"Не думай, дескать, что уж ты такой ловкач, черт бы тебя взял!"


VII

Аграфена вошла к себе сердитая, словно бы чем-то недовольная и
несколько взволнованная.
"Ишь тоже с чем пристал!" - порывисто проговорила она и с каким-то
ожесточением принялась вдруг чистить самовар, хотя он и без того был
достаточно чист.
Вычистивши самовар, она его поставила, затем с тою же порывистостью
собрала на стол, расставила тарелки со снедью и, так как больше нечего было
делать, присела на стул и старалась думать о том, как придет муж и
обрадуется, что все у нее готово.
"Небось голодный. Намаялся день на работе!"
Но вместе с мыслью о муже в голову ее лезли мысли о писарьке, который
так складно говорил о том, как он ее любит и готов из-за нее решиться жизни.
И ничего ему дурного не нужно, - не то что другим мужчинам, - только издали
на нее глядеть.
Так с ней никто никогда не говорил.
"Жестокая!" - пронеслись в голове слова писаренка, и она пожалела, что
так сурово обошлась с ним.
И как он заробел, бедный!.. Какой ушел тоскливый!
Сама того не замечая, Аграфена, тронутая этим страстным призывом любви,
отдавалась мечтам о писарьке. И они уносили ее далеко-далеко из этой
комнаты... И муж казался ей таким постылым.
Какое-то неведомое, сладкое и в то же время жуткое чувство охватило
матроску. Ей чего-то хотелось, душа куда-то рвалась, потребность ласки и
любви сказывалась в этом замирании сердца, в какой-то жгучей истоме.
И пригожий, кудрявый, черноглазый писарек, нежный и робкий, стоял тут,
перед ней, и словно манил ее к себе, суля ей любовь и счастье. Его ласковые
слова так и звучали в ее ушах, и ей хотелось бы слушать их без конца,
слушать и целовать эти очи, целовать эти уста, отдаваясь его горячим
ласкам...
Матроска поймала себя на таких мыслях и вдруг ужаснулась.
О господи! О чем она сейчас думала, она - честная, верная жена?!
Суеверный страх, стыд и раскаяние овладели Груней. Ее честная натура
возмущалась против таких помыслов. Ничего подобного никогда с ней не было, а
теперь? Это дьявол смущает ее!
И, полная ужаса, она бросилась за полог и, опустившись на колени перед
образами, горячо молилась о том, чтобы пресвятая богородица простила ее,
великую грешницу.
Молитва несколько успокоила Груню.
Писаренок казался ей теперь ненавистным, как виновник ее преступления.
Попадись только он ей на глаза - она на него и не взглянет, на подлого, а
если он опять начнет услеживать - плюнет ему в морду. Не смей, мол, бегать