"Константин Михайлович Станюкович. Решение" - читать интересную книгу автора

человека", когда она ему "холодно, тихо и спокойно" сообщит о своем
непоколебимом решении. "Пусть хоть совсем скосится на сторону это "рыбье
лицо", - подумала эта маленькая решительная женщина, продолжая порывисто
ходить по спальне, вся поглощенная злыми мыслями о тяжких винах мужа и об
его полнейшей безнадежности сделаться когда-нибудь в ее глазах мало-мальски
порядочным человеком.
Вообще далеко не злая, скорей даже добрая женщина, всегда умевшая
довольно терпимо относиться к людям (исключая, впрочем, неверных мужей) и
прощать им многое, Варвара Александровна, как и большая часть жен, считавших
себя безвинно оскорбленными, - перебирая в памяти разные "подлости"
последнего времени того самого мужа, которого она еще не особенно давно
считала лучшим человеком в подлунной, - была теперь к нему беспощаднее
самого злейшего врага и мысленно устраивала будущее "этого человека" полным
таких "египетских казней", что при одних мечтах о них лицо Варвары
Александровны принимало злобно-торжествующее выражение.
Пусть поживет один, если не умел ценить счастья семейного очага и любви
порядочной женщины! Пусть поживет! В квартире у него, конечно, будет грязь,
пыль и беспорядок, кабинет никогда не прибран, утром чаю ему вовремя не
дадут и нальют не такой, к какому он привык... Никто не починит ему белья
("ходите в рваном, презренный человек!"), никто не пришьет пуговиц...
Кухарка будет немилосердно обкрадывать... или шляйся обедать по трактирам...
Почувствует он потом, что значит жить без семьи, без преданной женщины...
Будет проводить за картами ночи, кутить, развратничать и совсем опустится...
Пусть! Пусть под старость кается, что разрушил семью, оттолкнул верную
жену... Не маленький... Сорок два года!.. Пусть во время болезни лежит один
без призора... Нет жалости к этому безжалостному человеку!
Но эта, созданная Варварой Александровной, приятная картина будущих
злосчастий "этого человека" без пришитых пуговиц, в рваном белье, кутящего
развратника ("деньги на содержание детей будут, конечно, удерживаться
казначеем из его жалованья"), возвращающегося поздней ночью в грязную,
неприбранную комнату, - омрачилась внезапно появившейся мыслью, что
какая-нибудь другая женщина может, вслед за переездом Варвары Александровны,
поселиться с "этим человеком" и не только чинить ему белье, пришивать
пуговицы, убирать стол в кабинете и наливать по вкусу чай, - но вот в этой
же самой комнате нежно и мирно беседовать с ним, и не думающим удирать из
дому... Кто именно могла быть такой "дурой", Варвара Александровна с
достоверностью решить не могла ("этот подлец ловко скрывает от нее свои
интриги"), и подозрение ее перебегало с одной "дуры" на другую из некоторых
знакомых дам, задело было одну смазливую девушку, говорившую, что она без
предрассудков, и кокетничавшую довольно "нагло" с "этим человеком", и в
слепой ярости метнулось даже на свою кузину, молодую "толстушку", с которой
"этот человек" в последнее время обращался слишком по-родственному и всегда
при встречах как-то долго целовал ее "скверные", "жирные" руки, находя их
красивыми, - и ни на ком не остановилось окончательно... Но такая "дура"
могла найтись и верно уж есть... Анна Петровна, например... Мало ли
бессовестных женщин, расстраивающих семейное согласие?.. И "этот человек"
может быть счастлив, устроивши себе новую приятную жизнь, в то время, как
она будет жить в трех маленьких комнатах, в заботах о детях, одинокой,
несчастной вдовой при живом муже...
Эта мысль о другой женщине, мгновенно развитая причудливой фантазией