"Константин Михайлович Станюкович. История одной жизни" - читать интересную книгу автора

смышленого, пославшего генерала на Васильевский остров... "Прогуляйся, мол!"
И после незначительной паузы проговорил:
- А я тебе, Антошка, завтра другое пальтецо подберу... форменное
пальтецо... на байковой подкладке... у татарина купил... И фуфайку дам... Я,
братец, старательных ценю... И ты цени... Старайся для дяденьки... Помни,
что я тебя вскормил и воспитал... Без меня пропал бы ты, как паршивый щенок
у забора, а я вот тебя человеком сделал... Да... Какой человек ежели
неблагодарный, того бог накажет. Ты этого не забывай, Антошка! -
философствовал Иван Захарович. - И выручки правильные носи! - неожиданно
перешел он на вопрос чисто практического характера. - А то - тридцать
копеек! За это, по-настоящему, следовало бы тебя наказать, но я прощаю...
Чувствуешь ты это?
Хотя Антошка и после этой трогательной речи не переставал питать к
"дяденьке" далеко не дружелюбные чувства и сию минуту засадил бы его на
вечные времена в острог, тем не менее выразить этого не посмел и
довольно-таки недурно, с точки зрения декламаторского искусства, проговорил,
благоразумно опуская свои мышиные карие глазенки, которые могли бы его
выдать:
- Я завсегда чувствую, дяденька...
- То-то, чувствуй...
Антошка со свойственным его возрасту легкомыслием уже считал себя
вполне обеспеченным, по крайней мере на этот вечер, от ненавистного ремня.
Слишком увлеченный столь благоприятными результатами от своей встречи с
генералом, он хотел было отважиться еще на одну подробность генеральской
беседы, а именно сказать, что генерал приказал ему продавать спички, бумаги
и конверты не иначе как в полушубке и в крепких сапогах, как в эту самую
минуту из-за полога показалась "ведьма", уже без платка на голове, с
причесанными не без кокетства рыжими волосами, взбитыми на лбу, в голубой
ситцевой кофточке и с вымытыми руками.
Повиливая бедрами, она подошла к столу и, присаживаясь у самовара,
проговорила самым любезным и вкрадчивым тоном:
- Наливать, что ли, еще, Иван Захарыч?
- Налей, Машенька, - отвечал Иван Захарович, передавая стакан и с
нежностью взглядывая на эту белолицую, всю в веснушках молодую женщину лет
двадцати пяти, с вздернутым кверху курносым носом, выкаченными серыми
наглыми глазами и тонкими губами.
Взглянул исподлобья на нее и Антошка, очевидно совсем не разделявший
взглядов "дяденьки" на красоту его супруги. Он находил, что отвратительнее
этой "курносой ведьмы" не было существа на свете. И худа-то она, ровно
ободранная кошка, и на ее "подлой морде" черти отметины сделали в виде
веснушек, и руки у нее в виде "крючков", и нос дырявый... одним словом, как
есть настоящая ведьма!
Он сообразил отлично, для кого это она принарядилась, и только
удивлялся "дяденьке", как это он совсем ею "облещен" и слушается ее, вместо
того чтобы таскать ее за косы и бить поленом каждый день, а не в
исключительных только случаях, когда он, совсем пьяный, случалось-таки,
таскал за косы, но все-таки, глупый, ни разу не отдубасил поленом...
Антошка дипломатически кашлянул, чтоб получить разрешение уйти
(присутствие "ведьмы" вместе с воспоминанием о поднятой ею бумажке из-под
леденцов наводило его на тревожные мысли) и закатиться спать, и Иван