"Константин Михайлович Станюкович. История одной жизни" - читать интересную книгу автора

- Пятнадцатый...
- Пятнадцатый год, и такой маленький? А как зовут?
- Антошкой...
- Ты у кого живешь?
- У дяденьки...
- Ты, Антоша, приходи ко мне как-нибудь... Я тебе дам платья...
И дама в трауре сказала свой адрес и фамилию, ласково кивнула головой и
ушла.
Антошка несколько мгновений стоял с разинутым ртом. Житейский опыт не
очень-то баловал его людским сочувствием и не располагал к оптимизму. И
обещание платья и, главное, такая щедрая подачка, признаться, значительно
удивили его.
Прежде, еще недавно, когда он "работал" на петербургских улицах в
качестве "бедного сиротки", гонявшегося за прохожими с жалобными
причитаниями дать копеечку, и затем в роли мальчика, которому не хватает
двугривенного на покупку билета до Твери или до Пскова (смотря по вокзалу, у
которого Антошка стоял), или в роли только что выписавшегося из больницы, -
случалось, хотя редко, что ему и попадали двугривенные от сердобольных
людей, но с тех пор как он стал ходить с ларьком и продавать спички, бумагу
и конверты, ни одна душа не принимала в соображение его собственных нужд, и
каждый старался купить и спички и бумагу дешевле, чем где бы то ни было,
точно считая, что дать мальчику с ларьком лишнюю копейку - значит потакать
грабежу.
Вероятно, подобными житейскими наблюдениями следовало объяснить и то,
что в сердце Антошки после первых мгновений радости закралось вдруг
подозрение насчет доброкачественности двугривенного.
И он с серьезным, деловым видом опытного человека, умеющего отличить
олово от серебра, взял монетку в зубы и несколько раз куснул ее. Испытание
на мелких острых зубах и затем металлический ее звон на камне мостовой
убедили мальчика, что монетка не фальшивая. Тогда он с удовлетворенным и
довольным видом опустил ее не в кожаный кошель, в котором хранилась выручка
сегодняшнего дня, а в карман штанов, решив, что, по всей справедливости, о
которой он имел понятие, двугривенный принадлежит ему одному и что,
следовательно, отдавать его "этому дьяволу", как он мысленно называл
"дяденьку", было бы величайшей глупостью.
Вслед за тем он достал карандаш и свою записную книжку, служившую ему в
то же время и учебной тетрадью, в которой он списывал, учась самоучкой,
названия вывесок, после того как мог уже списать фамилии спичечного и
бумажного фабрикантов, изделиями которых торговал, - и не без некоторого
напряжения и больших гримас вывел каракулями, смутно напоминавшими печатные
буквы: "Гаспажа Скварцова, Сергифская, № 15".
Ларек тщательно был накрыт клеенкой. Оставалось вскинуть его на плечи и
идти на Пески, на постылую квартиру "дяденьки", предварительно умненько
распорядившись с двугривенным, как над самым его ухом раздался чей-то сиплый
и приятный басок:
- Здравствуй, Антошка!
Антошка радостно и весело улыбнулся, увидев перед собой довольно
странную фигуру пожилого человека с испитым и изможденным лицом,
сохранявшим, несмотря на резкие морщины и припухлость век, еще остатки
выдающейся красоты, - с большой и сильно заседевшей черной бородой,