"Иван Терентьевич Стариков. Милосердие ("Судьба офицера" #2) " - читать интересную книгу автора

деревьев, по которым соскучился за время пребывания в Москве. Старые
осокори, уже тронутые первой осенней позолотой, могуче раскинув ветви,
встретили его прохладой и шепотом, такими знакомыми и волнующими. Хорошо
вновь очутиться в месте, где тебе радостно, где дышится легко, где
чувствуешь себя точно дома, где все зовет к жизни - и мечты, и желания, и
ожидания. Никогда и нигде он не ощущал такой душевной полноты. Медленно
переставляя костыли, шел он по дорожке, полнясь приподнятым предчувствием
встречи с милыми Криницкими, с товарищами по госпитальной койке, которые
тоже живут мечтами, желаниями и надеждами, И почти никто не думает о том,
что все их самые скромные желания и надежды - неисполнимы. Об этом нельзя
думать, иначе можно разувериться в жизни и обязательно придешь к заключению,
что даром прожил свое время.
Изредка срывались пожелтевшие листья и медленно падали на зеленую
траву, искрящуюся бисером дождевых капель. Дождь, видно, прошел недавно,
каменные плиты на дорожке еще темнели мокрыми пятнами, а там, где на них
падал луч солнца, поднимался легкой дымкой пар. Поскрипывали костыли,
изредка долетал шум проходящих по мосту автомашин, а со станции доносились
гудки паровозов. И вдруг Андрей услышал детские голоса, выкрики, даже вроде
послышались ругательства. Он свернул на узкую гравийную дорожку и пошел по
направлению к узенькой, мелкой речушке, проходившей по границе между старым
парком и молодым, посаженным комсомольцами в День Победы.
На той стороне, на самом берегу под кустом орешника, крутилась кучка
малышни лет по восемь-десять. Но вот они окружили одного худенького,
нестриженого мальчугана лет десяти. Высокий, плечистый паренек лет
двенадцати, с длинными патлами, был, наверное, вожаком - худощавое лицо
хмурое, глаза обозленные. Он размахнулся и ударил мальчика по лицу.
- Получай, гнида! - взвизгнул подросток.
Но мальчуган не заплакал, а лишь пошатнулся.
- Все равно не буду красть, - упрямо проговорил он.
- Сейчас я тебе дам еще прикурить, - процедил сквозь зубы длинный и уже
размахнулся, но капитан властно крикнул:
- Отставить!
И шагнул костылями в речку. Речка мелкая, дно песчаное, но все же
костыли за что-то зацепились. Оленич пошатнулся и выпустил из рук свои
"ноги", еле удержался на одной ноге, взмахивал руками, ловя точку
равновесия. Ребята кинулись врассыпную, и остался только тот, которого били.
Он стоял и смотрел широко раскрытыми глазами на человека с одной ногой,
кинувшегося на выручку и попавшего в беду. Но в какой-то миг мальчик
сообразил, что надо ловить костыли, и кинулся за ними. Поймал и принес
инвалиду. Оленич выбрался на берег:
- Ну, спасибо тебе, парень! - сказал Оленич. - Как звать?
- Витя. Виктор Калинка.
- Местный?
- Нет, с поезда я.
- Ясно. И откуда же ты едешь и куда путь держишь?
- Туда, где лучше.
- Убежал из детского дома?
- Да.
- Возвращаться не думаешь?
- Никогда!