"Иван Терентьевич Стариков. Освященный храм ("Судьба офицера" #3) " - читать интересную книгу автора

на новых людей. И кто знает, какие судьбы у них будут?
- Признаюсь, я даже не ожидал, что вы такой дружный народ. Мне это
приятно. Хотелось, чтобы вы помнили: самое великое, что дано человеку, - это
способность, умение дружить. Где нет дружбы - там ссоры, там ненависть, там
война. Ну а теперь говорите, что бы вы хотели услышать от меня?
Тоня подняла руку:
- Андрей Петрович, вам приходилось раньше бывать в наших краях?
- Да. Осенью сорок третьего я здесь участвовал в боях, был ранен. Было
очень трудное время.
- Расскажите хоть немного о войне, - попросил паренек, крепкий,
кудрявый, похожий на цыгана, самый любопытный из ребят, - Дима Швед.
- Давайте договоримся: вы сразу мне скажите, кого что интересует, а я
построю так беседу, чтобы исполнить ваши желания.
Но все в один голос попросили: о войне, хоть об одном сражении на
таврической земле. И он вспомнил о маршевой стрелковой роте, о переходе от
Мелитополя до Каховки, о неожиданном бое с отрядом гитлеровских карателей,
зверствовавших по хуторам и селам в степях Украины.
- Стрелковая рота была сформирована в Мелитополе. Личный состав был из
числа фронтовиков, которые были на лечении, из новобранцев и нескольких
мобилизованных старшего возраста. Разношерстный состав, разный уровень
знаний, но три дня подготовки к маршу на фронт не прошли даром. Я посчитал
полезным, чтобы во взводах и отделениях объединялись либо знакомые, земляки,
либо подружившиеся за эти дни. А что самое главное для воинской части?
Монолитность состава, где жили бы и служили по законам фронтового братства.
Рота шла быстро, без дорожных происшествий. Мне как командиру, было
приятно, что подобрались смелые офицеры. Вы, ребята, должны знать:
грамотный, отважный и находчивый офицер - это успех в боевой и политической
подготовке в мирное время, это минимум потерь во время военных действий.
Шли мы вторые сутки по таврической степи. Тут стал я замечать, что мой
политрук Басматный очень уж внимательно присматривается к каждому полю, к
каждой лесополосе. Однажды он с грустью сказал: "Какая серая степь, как
солдатская шинель. А сколько я здесь хлебушка сеял и собирал!"
Под вечер мы сделали привал в одной лесополосе перед недавно вспаханным
полем. Басматный определил: "Свежая пахота. Кто же ее вспахал? Сын мой еще
мал, дед слишком стар... Неужели женщины?" "Выходит, твое село близко?" -
спросил я его. Он ответил: "В пяти километрах отсюда. А это мое поле.
Знаешь, какая пшеница здесь была? До двести пудов сыпала!" "Успеешь до
рассвета сходить в свое село, семью повидать?" - спросил я Басматного. Но
политрук сказал, что не может оставить роту даже на час: мы в походе и можем
в любую минуту сняться и двинуться дальше. Он почти угадал.
Мы выставили дозоры. Ночь выдалась холодная, морозная. Уже к полуночи
землю так подморозило, что она покрылась инеем. А опавшая листва в
лесополосе стала скользкой, словно навощенной. Посланная разведгруппа
возвратилась с тревожной вестью. Возбужденный Витушенко докладывал: "На том
краю вспаханного поля в лесополосе группа солдат противника. Слышен немецкий
говор, видны огоньки сигарет".
Тогда я приказал приготовить роту к бою: мы не можем пройти дальше и
оставить у себя в тылу хоть одного вражеского солдата. Но только-только
разгорелась заря и все поле стало видно, неожиданно вдалеке, на
подготовленной к севу ниве, появились людские фигуры. Что за люди? Еще одна