"Анатолий Стась. Серебристое марево (Фантастический рассказ) " - читать интересную книгу автора

вздыхала: "Стукнет зима, подохнем с голоду, ой, подохнем..."
Я сидел под грушей, тоскливо прикидывая, управлюсь ли с мешком
дотемна. Скрипнула калитка. Во двор зашел Юрка-Ленинградец. Я вскочил.
- Чем будешь занят вечером? - спросил он, и я заметил, как пульсирует
у него над бровью красноватый шрам.
Что можно было делать вечером? Странный вопрос. С тех пор как
появились оккупанты, во всех хатах не было ни капли керосина. Едва
наступали сумерки - хочешь не хочешь, приходилось укладываться спать.
- Да ничем особым заниматься не буду, - честно признался я. -
Давай-ка попозже, как стемнеет, махнем через мост на тот берег, на баштан.
Кавунов притащим! Они на баштане гниют, а староста, куркульская морда, не
дает людям. Все для фашистов бережет. Будем мы его спрашивать? Плевать на
старосту!
- Идет! Согласен. Но арбузы притащим в другой раз, - сказал Юрка. -
Есть дело посерьезнее. Требуются четыре руки с мужскими мускулами. Хочешь
мне помочь?
Я даже чуб погладил от удовольствия. Юрке-Ленинградцу нужна моя
помощь! Куда идти? Какое это имеет значение! Главное, он хочет, чтобы с
ним пошел я. Услышали б хлопцы с нашей улицы!.. Мои дружки и так уж с
завистью поглядывали на меня с тех пор, как Юрка стал появляться у нас во
дворе. Они глазели на него с немым восхищением, как могут только мальчишки
глазеть на человека, прошедшего огонь и воду. Но Юрка ребят не замечал.
Ему было больше двадцати, а им - кому тринадцать, как мне, а кому и того
меньше. Самому старшему из нас, вчерашних школьников, Володьке Нечитайло,
он жил напротив, через дорогу, едва исполнилось семнадцать, как его тут же
увезли в Германию, и ни слуху ни духу...
Я с готовностью ждал, что еще скажет Юрка-Ленинградец, горя желанием
побыстрее узнать о его намерениях. Выяснилось, что от меня требовалось
совсем немного: попозже, когда стемнеет, прийти в камыши к повозке. И все.
Юрка заметил, что мне хочется о чем-то его спросить. Но ничего не сказал,
только взлохматил мой чуб. Напомнив, чтобы я явился без задержки, он ушел
от нас огородами.
С нетерпением дожидаясь вечера, я все время думал: "Для чего он
позвал меня к реке?" Мысли упорно крутились вокруг гранат. Может, Юрка
только притворяется, что гранаты не интересуют его? Он ведь еще как
следует не знает меня, потому и не хочет пока быть откровенным... А что,
если мы рванем гранатами дом, где расположился комендант, сухопарый злой
немец?! Комендант, змея фашистская, прикатывал в село внезапно, на бричке,
и лупил палкой каждого, кто попадался на улице, потому что при оккупантах
ходить днем по улицам запрещалось: все должны были работать в поле.
Сухопарый фашист в очках считался "сельскохозяйственным комендантом"
четырех сел. Он забрал под квартиру здание школы в соседнем селе,
километрах в четырех от Дубравки. Если ночью поплыть на лодке по течению,
то даже и весел брать не надо - через час будешь там. А потом - садами,
мимо клуба... Те места я хорошо знал.
...В затоне было тихо и пахло осокой. Сняв штаны, я осторожно вошел в
теплую воду. Ноги погрузились в мягкий ил. Со дна поднялись пузырьки. Над
головой пролетела потревоженная утка.
Юрка-Ленинградец сидел на повозке, опустив ноги в воду, и курил козью
ножку. Я встал на колесо, уселся рядом с Юркой. Потемневший от дождей