"Ежи Ставинский. Час пик" - читать интересную книгу автора

икра. Кружит и кружит веселый женский хоровод, в первые дни все они
стараются, как только могут, но вскоре сбавляют обороты и постепенно
погружаются в сон. К сожалению, сама их профессия располагает к этому. Когда
пыл гаснет, остается единственный стимул - зарплата, но одного этого
стимула, увы, слишком мало для производительной работы. Поэтому я часто
пускал в ход дополнительную пружину: старался влюбить в себя секретарш
(замужних женщин, особенно имевших детей, я никогда к себе на работу не
брал). Влюбленная секретарша, которую вы постоянно держите на расстоянии,
лезет из кожи вон, предупреждает все ваши желания и каждую морщинку на вашем
челе переживает как личную трагедию. Так можно протянуть некоторое время,
туманными намеками подогревая в ней надежду: "О, он заметил мою блузку!",
"Он три раза улыбнулся и один раз мягко посмотрел на меня", "Положил мне на
плечо руку, наверное, будет пытаться... а может быть, он разойдется ради
меня с этой коровой?" Впрочем, конец неизбежен: не добившись своего,
секретарша постепенно остывает, становится равнодушной, а поскольку природа
не терпит пустоты - на арене появляется какой-нибудь болван. Так было с моей
последней секретаршей Юлитой. Она работала, как математическая машина,
вздыхала, показывала ножки во всей красе, а потом ко мне в приемную явился
некий конструктор, чтоб предложить свою идею. Ему пришлось подождать, пока у
меня закончится совещание... Три недели спустя Юлита отбыла с этим хамом в
свадебное путешествие по Югославии! Конечно, выход был: можно было брать на
работу секретарш некрасивых, лучше всего старых дев, склонных к тихому и
многолетнему обожанию. Но такого уровня житейской мудрости я еще не достиг,
а, напротив, проповедовал теорию о том, что окружать себя красивыми
женщинами - чистая необходимость, ибо это привлекает людей и идет на пользу
делу. "Покажи мне свою секретаршу, и я скажу, кто ты!" - утверждал я.
В тот день меня ожидали в секретариате две кандидатки. В открытой двери
мелькнула какая-то весьма эффектная девица, но первой в кабинет вошла не
она. Лицо вошедшей было мне знакомо. Я взглянул на листок с ее фамилией - ну
конечно же! Это была вдова моего приятеля студенческих лет Боженцкого,
который снабжал меня в институте своими аккуратными конспектами. Год назад
Боженцкий погиб в автомобильной катастрофе. Увидев некролог о нем, я
отправился на похороны. Его хоронили на одном из маленьких городских
кладбищ, под звуки траурного марша, доносившегося из репродуктора. Директор
электромеханического завода, где работал покойный, произнес краткую речь,
потом на могилу возложили несколько венков и присутствующие по очереди
выразили вдове сочувствие. Вся эта процедура заняла двадцать минут. Похороны
были такими же, каким был он сам, - тихими и скромными. Мы все поспешили к
своим машинам, и па кладбище осталась только вдова - застывшая, хрупкая
фигурка. Коллеги мужа предлагали отвезти ее домой, но она отказалась, ей
хотелось остаться одной. Я почти не знал ее, потому что дружил с Боженцким,
когда он еще не был женат, и теперь она стояла передо мной как живое
воспоминание о Боженцком. Ей было не больше тридцати пяти, но со времени
похорон она очень постарела. Кто-то говорил мне, что она стала сильно
недомогать. Видно, болезнь доконала женщину: лицо ее, некогда бело-розовое,
было теперь серым и болезненным, правда, она по-прежнему была изящной, но
стройность ее фигуры уже граничила с худобой. Я вышел из-за стола, поцеловал
ей руку и усадил в кресло. Разумеется, у меня и в мыслях не было брать к
себе на работу эту больную, непривлекательную и, должно быть, неумелую в
делах женщину только потому, что она была женой моего давнишнего коллеги. Но