"Эрвин Ставинский. Наш человек в гестапо Кто вы, господин Штирлиц? " - читать интересную книгу автора

снисходительно улыбался и кивал в ответ.
Франц фон Заломон был небольшого роста, гладкий, холенный, с розовой
кожей и склонностью к полноте. Его светлые глазки хитро поглядывали из-за
прищуренных век. Одет он был в коричневую форму нацистского руководителя, и
она шла ему, делая его полноватую фигуру более подтянутой.
Значит, вы и есть друг нашего Эрнста, - сказал он, небрежно протянув
Вилли мягкую, вялую руку и бесцеремонно разглядывая его с ног до головы.
Вилли чувствовал себя неловко, не зная, как ему следует расценивать
слова фон Заломона. Несмотря на внешнюю простоту обращения, в нем ощущалась
высокомерность и какая-то барская презрительность к окружающим. Он играл
здесь одну из первых ролей и сознавал это, как сознавали и все окружающие.
От него веяло силой, самоуверенностью и вместе с тем, каким-то предвестием
беды, и как ни заманчива была для Вилли мысль о знакомстве с этим человеком,
внутренний голос опытного полицейского предостерегал его от сближения.
- Я приехал в Мюнхен по делам партии, - отрывисто заговорил фон
Заломон, - но Эрнст просит представить его фюреру. Если вы непротив, я готов
представить и вас.
Он улыбался, и его светлые глазки весело смотрели в светлосерые глаза
Лемана. Вилли спокойно выдерживал этот взгляд. Однако фон Заломона кто-то
отвлек, потом все двинулись в круглый зал цирка, и, судя по всему, он быстро
забыл о друзьях.
Леман отметил про себя, с какой ловкостью и блеском подает себя партия.
Все было в одном стиле: грозные черные свастики на белых кругах посреди
кроваво-красных полотнищ, коричневые рубашки, бравурная музыка, крики толпы,
затаенные надежды людей, сидящих в ожидании перед наполненными до краев
пивными кружками, когда можно будет с воодушевлением прореветь "хайль",
приветствуя обожаемого фюрера.
Наконец Гитлер появился, неспеша прошествовал к трибуне, поднялся нанее
и с мужественно-замкнутым лицом принял приветствия своих преданных
сторонников. Некоторое время он молчал, потом поднял руку, успокаивая
возбужденных почитателей и, наконец, заговорил. Его натренированный голос
заполнил зал и сердца слушателей. Говорить на литературном немецком языке и
избегать нарушений основных правил немецкой грамматики ему было трудно.
Однако фюрер интуитивно понял, что сейчас неважно, правильно ли построены
фразы с точки зрения грамматики и имеют ли они смысл. Важно покорить сердца
людей и тут все зависит от оратора - его позы, подъема, трепета и громовых
раскатов голоса. Поэтому он не очень-то продумывал содержание своей речи.
Пока Гитлер говорил, он верил, и вслед за ним верила толпа. Перед глазами
завороженной публики он ненавидел, презирал, восхищался и вслед за ним
подобные чувства испытывал весь зал.
Наконец грандиозный спектакль подошел к своему концу, раздались крики,
бурные аплодисменты. Все встали, приветствуя своего идола.
После собрания руководители партии направились вместе с фюрером в
винный погребок на Барерштрассе. Эрнст крутился у входа надеясь, что фон
Заломон выполнит свое обещание, но тот забыл о друзьях.
Леман провдил друга до гостиницы.
- Почему бы тебе не подняться? Выпьем по маленькой на ночь? - предложил
Эрнст. Он устал, был разочарован поведением "своего друга Франца" и поэтому
сразу лег в постель. Вилли сидел за столом и маленькими глотками потягивал
коньяк.