"Ф.Степун, Семен Л.Франк. Освальд Шпенглер и Закат Европы " - читать интересную книгу автора

например, от античной "аполлоновской" культуры, живущей мигом настоящего), и
что в особенности переживаемая нами эпоха упадка этой культуры есть наиболее
благоприятный момент для возникновения таких ретроспективных обзоров
культур, - эти психологические доводы недостаточны, ибо не объясняют
возможности подлинного о с у щ е с т в л е н и я таких замыслов.
Таким образом, исторический релятивизм Шпенглера опровергается, прежде
всего, живым ощущением о б щ е - ч е л о в е ч е с к о г о е д и н с т в а,
которым веет от его книги, вопреки всем ее сознательным утверждениям, и
самоочевидным документом которого с л у ж и т сама его книга. Это есть
первое преодоление релятивизма, так сказать, в субъективной сфере носителя
культуры, в области п с и х о л о г и и культуры. Но за ним следует
дальнейшее, более принципиальное преодоление релятивизма в объективной сфере
самого духовного бытия, или - что то же самое - в области философии к у л ь
т у р ы. Шпенглер набрасывает замысел философии культуры, или философии
истории, которая должна служить заменой отвлеченной онтологии, должна быть
осуществлением истинной, проникающей в последние глубины жизни, философии.
Этот ценный замысел ф и л о с о ф и и ж и з н и в противоположность
отвлеченной философии - замысел, в котором Шпенглер совпадает с рядом
глубоких и плодотворных течений современной мысли (укажу на Ницше, Бергсона,
Дильтея, Макса Шеллера)"*"* - ставит своей задачей проникнуть в существо
бытия истинно интуитивно, изнутри, через постижение глубочайшего
онтологического значения категорий человеческой духовной жизни. Но у
Шпенглера этот замысел остается неосуществимым и, при его понятиях,
совершенно неосуществимым. Мы ощущаем смутные, туманные, непроясненные черты
новой метафизики, которые назрели в духе Шпенглера, но затемнены и
придавлены его историческим релятивизмом. Что это за "души культур",
которые, пробуждаясь из недр безмолвия, творят целые миры и потом исчезают?
Что такое есть то "Urseelentum", из которого они выступают и в лоне которого
вновь растворяются? И отчего, при совершенном своеобразии и несходстве
стилей тех грез или "миров", которые творятся этими душами, во всех этих
мирах есть все же какое-то сходство основных содержаний - ибо во всех этих
творческих грезах есть пространство и время, числа и логические отношения,
Бог и мир, природа и душа? Почему же все-таки эти души, хотя грезят и
по-разному, но все же один и тот же сон? Все эти вопросы рождаются
непосредственно из философского замысла Шпенглера, как бы предполагаются им,
но он сам не только не дает на них ответа, но и не может его дать, ибо дать
их значило 6ы построить п о л о ж и т е л ь н у ю м е т а ф и з и к у,
которая, при всей неизбежной относительности своего осуществления,
претендовала бы, как всякая метафизика, на абсолютное значение, т. е. было
бы попыткой проникнуть в абсолютное и, значит, уже порвала бы путы
релятивизма. Мысль Шпенглера оттого так чарует, его отдельные обобщения
оттого так метки и проникают в существо предмета, что его творчество р е а л
ь н о прикасается к тем глубинам, в которых заложены в е ч н ы е и а б с о л
ю т н ы е корни человека и мира; но он боится в этом сознаться самому себе,
он касается этих глубин лишь извне, с непосредственной художественной
симпатией к ним и интуитивным чутьем их; поскольку же мысль его оформляется
и сознательно освещается, она блуждает по чисто внешней исторической
поверхности человеческой жизни. Основная интуиция Гете, к которой Шпенглер,
по его собственным уверениям, примыкает - интуиция, для которой "все
преходящее есть только символ" ("Alles Vergдngliche ist nur ein Gleichniss")