"Александр Стеклянников. Предназначение" - читать интересную книгу автора

застывших, как гигантские змеи, мощной и гармоничной композицией
созидательного искусства, уходящей в бесконечность вечно новой живой
конструкцией. Вдвоем они остановились на краю бездны, устремив солнечные
взгляды в непроглядную черноту там, внизу, где яростные энергии обрушивались
друг на друга, порождая недолговечные формы, изменяющие космический масштаб;
и возникали новые закономерности, разрушающие эти же формы, на смену которым
возникали другие, ограниченные и непонятные, существующие лишь благодаря
непрерывной смене бесчисленных поколений; время здесь стало, неизвестно
почему, врагом, разрушителем, Кала, неумолимым палачом сущего, хотя они ясно
видели его бескрайнюю лучащуюся суть; это было непостижимо; кипел вселенский
котел, это было дно... Таро оказался прав, это было интересно; захватывало
дух в предвкушении новых приключений, открытий неизведанных возможностей,
миров и свойств.
Они переглянулись, звонко восторженно засмеялись и шагнули в
неизвестность, успев услышать, как бездна ответила на их чистый смех
дьявольским хохотом, выплеснувшимся дегтярной волной из непостижимого
колодца и гулким эхом прокатившимся по пустым анфиладам, и чувствуя, что
покрываются толстыми, тесными, душными панцирями; в головокружительном
полете или, скорее, падении они забыли себя, чтобы вспомнить спустя вечность
и став бесконечно более обширными. Но сие было еще далеко впереди...

x x x

Все в Стеархе ныло болью нескончаемой, нестерпимой, непонятной. Он
метался в полусне, полураспаде собственного существа, и был бескрайним серым
хоботом, в бесконечных изгибах своих давно потерявшим и начало, и конец, и
середину себя. Стеарх медленно разворачивал кольца не имеющего пределов
тела, распутывал узлы, невероятно запутанные и стянутые в тугие серые
нагромождения, уходящие в беспредельные просторы того, о чем он мог сказать:
"Это я". Стеарх как бы пытался воссоздать свою первоначальную божественную
простоту, очевидно, безрезультатно. И болело везде, чем он был, вращаясь
среди звезд - прообразов бушующих ядерных светил - , но болело как-то не
так; и эта боль возникала от невозможности вернуться к исходному состоянию,
в котором Стеарх пребывал до рокового таинственного толчка, давшего вращение
всему, чем он был (был он всем); толчка, безвозвратно нарушившего гармонию
его стабильного бытия, но возникшего где-то вне пределов Стеарха, и это было
непостижимо, так как ничто не могло быть вне его. Он перестал знать,
пребывать, существовать и превратился из неподвижности в процесс, из бытия в
становление, из знания в разделение, из любви в поглощение, о!.. И... он
вспомнил золотой голос Той: свои солнечные глаза, песчаное плато, города
хрусталя, предназначение Вселенной (о, безнаказанно ли?);.. и тут же
перестал быть, став точкой, началом. Это была тоска, горечь, снова боль;
начало, нет ничего... И ценой величайшего напряжения точка создает в себе
непреодолимую, чудовищную жажду расширения и... Взрыв, возникновение
пространства, времени, материи и (о!, облегчение-то какое!) незнакомого
нечто, от чего можно оттолкнуться в развертывании того, чем он был. Он
напрягся, породил изначальное вращение и потерял осознание себя.


Глава 3. Маленький Стерх.