"Стендаль "Жизнь Наполеона"." - читать интересную книгу автора

Сам Вашингтон затруднился бы определить ту степень свободы,
которую можно было, не создавая этим опасности, предоставить
народу, в высшей степени ребячливому, народу, который так мало
использовал свой опыт и в глубине души все еще питал нелепые
предрассудки, привитые ему старой монархией[1]. Но ни одна из тех
идей, которые могли занять ум Вашингтона, не остановила на себе
внимания первого консула, или, по крайней мере, он с чрезмерной
легкостью счел их несбыточными мечтами для Европы (1800). Генерал
Бонапарт был чрезвычайно невежествен в искусстве управления.
Проникнутый военным духом, он обсуждение всегда принимал за
неповиновение. Опыт изо дня в день вновь доказывал ему огромное
его превосходство, и он слишком презирал людей, чтобы позволить
им обсуждать меры, признанные им благотворными. Восприняв идеи
древнего Рима, он всегда считал худшим из зол не положение
человека, дурно управляемого и притесняемого в его частной жизни,
а положение покоренного.
Если бы он обладал умом более просвещенным, если бы ему была
известна непобедимая сила общественного мнения, - я уверен, что
природа не взяла бы в нем верх и деспот не проявился бы. Одному
человеку не дано соединять в себе все таланты, а он был слишком
изумительным полководцем для того, чтобы быть хорошим политиком и
законодателем.
В первые месяцы своего консульства он осуществлял подлинную
диктатуру, в силу обстоятельств ставшую необходимой. Человеку,
которого внутри страны тревожили якобинцы и роялисты, да еще
память о недавних заговорах Барраса и Сьейеса, которому извне
угрожали готовые вторгнуться в пределы республики армии королей,
нужно было продержаться во что бы то ни стало. Эта необходимость,
на мой взгляд, оправдывает все самовластные меры, принятые им в
первый год консульства.
Постепенно размышление, основанное на тщательных наблюдениях,
привело окружающих к выводу, что он преследует исключительно свои
личные цели. Тотчас им завладела свора льстецов; как это обычно
бывает, они стали доводить до крайности все то, что считали
мнением своего властелина[2]. Людям этого склада, вроде Маре или
Реньо, оказывала содействие нация, привыкшая к рабству и хорошо
себя чувствующая только тогда, когда ею повелевают.
Дать сначала французскому народу столько свободы, сколько он мог
усвоить, и затем постепенно, по мере того, как партии утрачивали
бы свой пыл, а общественное мнение становилось бы все более
спокойным и просвещенным, расширять свободу, - этой задачи
Наполеон себе отнюдь не ставил. Он не задумывался над тем, какую
долю власти можно, не совершая этим неосторожности, доверить
народу, а старался угадать, какой крупицей власти народ
удовлетворится. Если конституция, которую он дал Франции, была
составлена с каким-либо расчетом, - это был расчет на то, чтобы
незаметно вновь привести эту прекрасную страну к абсолютной
монархии, а отнюдь не на то, чтобы довершить ее приобщение к
свободе[3].
Наполеон мысленно видел перед собой корону; его ослеплял блеск